— Гляди-ка, жидок! Настоящий жидок! Как это ты прошел мимо Бабьего Яра?! И тепло ему! В такой одёжке, падла, а тут настоящие русские люди должны мёрзнуть! Может и курево у тебя есть?
— Есть. И курево тоже. И ещё есть кое-что для таких, как ты, — сказал Михаил, вытаскивая из-за пазухи револьвер. Взведёный курок сухо щёлкнул. — Вон из двора и с этой улицы, а ещё лучше с этого света. Понял?
— Но-но… У меня тоже пушка есть… — возразила фигура и опустила руку в карман шинели, — Не шути, жидок!
Михаил выбросил руку с оружием и выстрелил. Пустая консервная банка, лежавшая в метре у ног этого типа, с визгом взлетела в воздух и с жестяным звоном ударилась о стену дома.
— Ты слышал, что я сказал? Пошел вон! Убить не убью, но калекой безногим сделаю! А то и яйца отстрелю!
— П-понял, понял, — и пятясь задом, фигура стала отступать в подворотню.
В этот же момент дверь с лестницы с шумом отворилась и во двор с автоматом наперевес выскочил Степан.
— Мишко, ты жывый? Що трапылось? Га?
— Нэ хвылюйся, Стэпан. Якыйсь дызэртыр тут почав мэни права качать. Йому сподобалысь мои штаны и валенки. Свое ж пропыв.
Увидев, что в руках у Степана впридачу к револьверу его товарища хищно поводит носом шмайссер и косую красную ленту поперек кубанки, фигура прытко кинулась на улицу и скрылась в сумерках.
Поутру ребята быстро добрались до штаба. Степан с любопытством вертел головой по сторонам, дивясь красоте и вычурности лепки, украшавшей большие пяти-шести этажные дома. Особенно его поразили фигуры мужиков с песьими головами и с крыльями, как у кажанов, подпирающих стену над входом в дом с башенкой у Золотых ворот. Он впервые попал в большой город и всё ему здесь было любопытно.
В штабе их первым делом разоружили, отправили в отдельную комнату, где раздевшись, выпороли из нижнего белья лоскуты-удостоверения. Потом часа два допрашивали. На счастье их сразу опознал связной штаба, незадолго до того побывавший в отряде, живший с ними в одной землянке и выпивший в их компании не одну бутылку самогонки.
После беседы с направленцем, писарь штаба выдал им на неделю талоны на водку и курево, на питание в офицерской столовой при доме офицеров, направление в санпропускник и по семи тысяч рублей на мелкие расходы. После того, как Михаил одарил писаря трофейным перочинным ножичком с перламутровой ручкой и целой кучей разных лезвий и даже ножничками, последний, вздохнув, в знак признательности выдал ребятам ещё талоны на зимнее обмундирование, включая и сапоги, так как в удостоверениях у Михаила значилось, что он заместитель командира отряда по разведке, а у Степана — командир отделения разведчиков. От направления в гостиницу ребята отказались, оставив писарю адрес. Комендант штаба вернул оружие и посоветовал не появляться в городе в нетрезвом виде при оружии и, не приведи Бог, встревать в споры и, тем более, потасовки с комендантскими патрулями.
Обед в офицерской столовой показался ребятам недостаточно сытным. Потому к наваристому борщу, заправленному свиной тушенкой, и гречневой каше с двумя ломтиками американского бэкона они добавили по большому ломтю домашнего хлеба и куску сала. Опрокинули и по стаканчику самогонки, угостив сидевшего за их столом артиллерийского капитана. Капитан расчувствовался и в знак уважения и дружбы к доблестным партизанам, взялся их подбросить на своём виллисе на Лукьяновку к Бабьему Яру.
Ребята долго ходили по старому еврейскому кладбищу с опрокинутыми памятниками и разбитыми надгробными плитами с загадочными и древними, как мир буковками, потом краем засыпанного снегом яра. Напоследок Михаил разгрёб на дне яра снег и штыком-ножом с надписью «СС-ваффен» отколупнул грудку смерзшегося песка. Завернул его в тряпицу и спрятал в карман ватника.
Обратно шли молча вдоль заснеженной безлюдной Мельниковской и Львовской, потом через Сенной рынок кривой Рейтерской и Ирининской, спустились Михайловским переулком и Прорезной к Пушкинской.
К весне всех партизан Полесья, кто годен был к строевой службе, направили в качестве пополнения на Белорусские фронты. Предстояли тяжелые бои за освобождение Белоруссии.
17
Дворники и управдомы нужны были всем властям. Лучших осведомителей, чем это племя, не сыскать. Их не брали при Центральной Раде и при Гетмане, при Директории и при деникинцах, при большевиках и поляках, ни в 29-м, ни в 37-м. Понятно, нужны были они и немцам. А то, кто же выявит скрывающихся коммунистов, евреев, красноармейцев? Естественно, и энкавэдистам они готовили списки тех, кто сотрудничал с немцами на случай возвращения советской власти. Никто не знал, где, какие и сколько комнат свободны в управляемых ими домах. И сведения об «убывших» жильцах подавали властям именно они. Война, оккупация и вообще любая смена власти для них была сущим клондайком.