Казалось, всё делал он по науке. Да и директивы штаба фронта, хоть и приходили с опозданием, как минимум на сутки, давали правильные указания к действиям. С самых первых дней пытался он фланговыми ударами отсечь прорвавшиеся танки противника. И это ему иногда удавалось. Более того, благодаря исключительному героизму и самоотверженности красноармейцев, младших командиров да и среднего звена командования, удавалось на сутки и более перерезать коммуникации противника, отбивать узлы дорог. Но накатывалась новая танковая волна и остановить её уже было нечем.
Позавчера приезжал к нему начальник оперативного отдела фронта полковник Баграмян. Толковый и грамотный военный. Пожаловался ему, что танков во всех трёх мехкорпусах осталось не более, чем на дивизию. И с ними бы можно воевать, да прошли-то они с начала войны по доброй тысяче километров, и не по асфальтовым дорогам, а преимущественно в беспрерывных боях. И нет к ним запчастей, боеприпасов, горючего…
«Удругих и того хуже.» — ответил Баграмян.
Его армия была правофланговой на Юго-Западном фронте. Однако, отсечённая танковой группой Клейста от основных сил фронта, была прижата спиной к непроходимым пинским болотам войсками 6-й полевой армией Рейхенау, вторым эшелоном наступающего противника. Теперь Потапов воевал фронтом на юг, цепляясь своим левым флангом за Киевский укрепрайон, а правым — за Коростеньский. Он понимал, что сейчас Рейхенау во что бы то ни стало будет стремиться опрокинуть его войска и очистить столь необходимую немцам магистраль Ковель — Киев. Но противопоставить что-либо противнику ему было нечего. Максимум, что он мог предпринять, — попытаться избежать фланговых охватов и вывести войска на рубеж Днепра.
«Что же произошло? Где мы дали промашку? Как получилось, что созданные ещё в 35-м году мехкорпуса пришлось начать формировать заново лишь в прошлом году? Наконец, как же немецкие рабочие и крестьяне, сознательные рабочие, которые ещё семь-восемь лет назад имели самую мощную в мире рабочую партию, нынче с азартом и вдохновением стреляют в своих братьев по классу? Может что-то в теории не так?» — Впрочем, последнюю мысль он гнал от себя, считая излишним философствованием, недопустимым для военного.
Он вспомнил, как на второй или третий день войны в штаб доставили пленённого майора, командира танкового батальона, захваченного бойцами 9-го мехкорпуса. Немец держал себя вызывающе нагло. На вопросы отвечал охотно, с усмешкой, бравадой даже. Он презирал его как противника. За плечами майора были победоносные операции в Польше, маршбросок к Парижу, Югославия и Греция. Только победы. Блестящие победы. И этот плен — случайный неприятный эпизод, который вскорости должен закончиться его освобождением. Он не скрывал ни численности наступающих частей, ни их задач, полагая, что русскому генералу нечего противопоставить отлично работающей немецкой военной машине.
«Почему вы напали внезапно, как разбойники?» — спросил немца дивизионный комиссар Трофимов. — «Внезапно? Если бы не сделали это мы, то сделали бы вы! И как может маленькая Германия одолеть такую большую Россию, если воевать по законам прошлого века?!» — ответил майор. — «Но у нас же был договор о ненападении!» — продолжал член военсовета Трофимов. — «Неужели вы, полковник, полагаете, что фюрер доверял большевикам?» — «Но разве мы когда-нибудь кого-то обманывали?» — «Всегда! И, прежде всего, свой собственный народ. Разве вы не обманули своих бауэров, отобрав у них землю и сделав их колхозниками?» — «Это неправда! Фюрер вас обманул!» — пытался перевоспитать майора комиссар. — «Нет! Фюрер не обманывал нас. Он обещал дать всем работу и процветание — и он это сделал! Фюрер — великий человек! Он очистил Германию от евреев, цыган, славян и прочих представителей низших рас. И это он сделает во всей Европе, во всём мире! Германия создаст великую тысячелетнюю империю арийцев, то есть нас, немцев!» — «Что же по-вашему всё зло в Германии происходило из-за того, что в ней жили и представители так называемых низших рас? Сколько в Германии было евреев?» — «Пол миллиона. Может быть больше…» — «И вы считаете, что они были корнем зла?» — «Так считает фюрер.» — «А вы?» — «И я тоже.» — «Невероятно!» — «Но вы же считаете, что корнем зла в России была кучка капиталистов!» — «Не кучка капиталистов, а капиталистическая система во главе с царским самодержавием. Это разные вещи. Впрочем, с вами всё ясно.» — заключил своё знакомство с первым пленным нацистом дивизионный комиссар.