Грибоедов, как и раньше, имел возможность играть на противоречиях англичан, шаха и его наследника. Возможность — но не полномочия. Он получил от министра инструкцию действовать очень жестко и прежде всего выколотить из персов восьмой курур. Он не считал это справедливым. Первоначально Петербург хотел получить пять куруров, что он и сумел обеспечить, применив чисто восточную хитрость. Но аппетит Петербурга возрос, когда Нессельроде и К° увидели в Туркманчайском договоре цифру в десять куруров. Они захотели их получить. К приезду Грибоедова в Тавриз четыре пятых восьмого курура находилось уже в руках Паскевича, вместо оставшейся одной пятой Аббас-мирза дал в залог алмазы, кроме того, Макдональд лично поручился за выплату этих денег. Англичанин не имел на то разрешения ни своего правительства, ни Компании: в итоге его расписка обеспечивалась только его собственным состоянием, естественно, недостаточным. Как бы то ни было, Аббас-мирза и Макдональд сделали действительно все, что могли; ни в казне, ни у населения никаких средств больше не было. Грибоедов потребовал от Паскевича вывести войска из Хойской области, удерживаемой в обеспечение восьмого курура, поскольку персы свои обязательства выполнили, хотя вместо части денег дали алмазы. Паскевич, однако, просил устроить так, чтобы армия могла зазимовать в Хое, поскольку было уже поздно ее выводить. Грибоедов даже с этим справился, договорившись с принцем, что налоги с Хои будут отныне собирать персы, а русские солдаты станут содержаться за счет своего правительства. Удержание Хои за Россией не замедлило получение контрибуции. Макдональд вздохнул с облегчением и был искренне благодарен Грибоедову; он очень боялся оказаться в вечной кабале у русского правительства или же навлечь безудержный гнев собственного правительства за несанкционированное поручительство.
Аббас-мирза, желая поскорее заслужить благосклонность русского императора, перелил в слитки золотые украшения дворца, отдал золотой трон, одна отделка которого стоила дороже золота. Некогда богатый дворец шах-заде был разорен, тем более что Компания перестала поддерживать принца своими субсидиями в наказание за сближение с Россией. Русское посольство жило еще беднее. Родофиникин платил так мало и нерегулярно, что Грибоедов открыто ругал его и в частных письмах, и в официальных отношениях. Грек был жаден не только на деньги. Секретарю Амбургера Иванову, отлично работавшему в Тавризе, он шесть лет не давал нового чина, так что молодой человек взбесился и потребовал отставку. Грибоедов признал справедливость его жалобы, перевел его в штаб Паскевича и послал Родофиникину упрек, что глупость начальника лишила посольство опытного и способного чиновника. По той же причине и Амбургер просился в отставку, но его потеря была бы столь серьезной для Грибоедова, что он написал Паскевичу просьбу похлопотать о немедленном повышении ему оклада до пристойной суммы прямо перед императором, минуя проклятого грека. Что касается невыплачиваемого жалованья, то Александр Сергеевич самовольно взял недостающие деньги из курура, уведомив грека, что рад бы их вернуть, но надо же что-то есть!
Вскоре по прибытии перед Грибоедовым встала еще одна сложная задача. Аббас-мирза рвался в Петербург, желая лично выразить свое нижайшее почтение великому императору. Англичане решительно этому противились, опасаясь полностью потерять всякое влияние на принца. Нессельроде вслед за ними также противился этой поездке под предлогом, что принц захочет просить отсрочку в уплате девятого и десятого куруров. Грибоедов признавал, что это более чем вероятно, но если не позволить шах-заде поездку, его нынешнее расположение и покорность могут смениться враждебностью. Он просил министра прислать официальное приглашение, а уж Грибоедов позаботится пустить его в ход только тогда, когда принц не будет иметь физической возможности к путешествию из-за каких-то дел. Его вынужденный отказ окажется в этом случае на его совести, а дружеские отношения двух стран не пострадают.
Аббас-мирза, побуждаемый вековой ненавистью персов к туркам, мечтал вступить с ними в войну, несмотря на полное разорение своих земель. Принц вел сложную и невразумительную игру. Турецкий султан отправил тайного посланника к шаху, призывая выступить вместе против России; Аббас-мирза одновременно и без согласования с отцом послал своего агента к султану с тем же предложением (гонцы, переодетые купцами, разминулись в пути). Шах рассердился на сына за излишнюю самостоятельность, ибо не хотел ни с кем воевать. Одновременно различные мятежные паши Османской империи то и дело присылали к шах-заде или приезжали сами, обещая что угодно, вплоть до выплаты за него двух оставшихся куруров, лишь бы он помог им хоть малым войском и пушками. Принц сам запутался в своих интригах, не понимая, стоит ли он за султана или за пашу, за отца или за императора. И Грибоедову без труда удалось выбрать для него единственный вариант и заставить твердо его придерживаться, а именно — без колебаний встать на сторону России. Грибоедов десять лет считал, что сталкивать Иран и Турцию — политика самая правильная. Паскевич так считал. Более того, общественное мнение России тоже так считало! Булгарин однажды в письме упрашивал Грибоедова направить Аббаса-мирзу против турок. Александр Сергеевич мог только ответить в бессильном негодовании: «Любезный друг, знаешь ли ты, имею ли я на то разрешение. Коль служишь, то прежде всего следуй буквально ниспосылаемым свыше инструкциям. Я, брат, из своей головы готов изобретать всякие наступательные планы, но не исполнять, покудова мне же, наоборот, не предпишут поступать так, а не иначе».