На следующий день по прибытии Грибоедов принимал и отдавал визиты первых вельмож и министров, а на третий день представился шаху в точном соответствии с церемониалом, расписанным в Туркманчайском договоре. Как и при Ермолове, посол входил во дворец в обуви и сидел в присутствии шаха. Это вызвало некоторое неудовольствие придворных, но правила, сколь ни были для них неприятны, составляли часть трактата, и отрекаться от них было поздно. Грибоедов вел себя вполне непринужденно. Шах приветствовал представителя великого русского императора со всей восточной торжественностью и со всей любезностью. Грибоедов получил очередного Льва и Солнца с алмазами и золотое ожерелье, молодым секретарям пожаловали ордена низших степеней, и даже свите были розданы медали и подарки.
Грибоедов со своей стороны вручил Фетх-али-шаху верительные грамоты, но с подарками от императора вышла пренеприятнейшая история. Скупостью Родофиникина они были отправлены по Волге в Астрахань, как и личные вещи посла, ибо сплавлять их по реке выходило дешевле, чем везти сушей. Это произошло в июле, и Грибоедов был уверен, что до зимы все должно дойти до Тегерана и ждать его на месте. Однако, приехав в столицу Ирана, он, к своему гневу и ужасу, ничего там не обнаружил. Являться к златолюбивому шаху с пустыми руками было нелепо и, по восточным понятиям, оскорбительно. Он послал одного из своих людей в сторону Баку, выяснить, что случилось. Он отказывался верить, что императорский груз задержался на полгода просто по лени и беспечности портовых работников. На месяц-два, но не на полгода! Посланный вернулся с сообщением, что дорога непроездна, так что нет смысла разузнавать, все равно дары не прибудут до весны. Грибоедов, в который уже раз, проклял жадность грека, сэкономившего на сухопутном транспорте, — ведь по Военно-Грузинской дороге всегда можно было проехать. Он имел с собой пригоршню платиновых монет, которые начали чеканить в России с прошлого года по инициативе купцов Демидовых. Платина была очень редка, не находила никакого применения, и Демидовы, добывавшие ее в большом количестве, хотели извлечь из нее хоть какую-то пользу. Грибоедов предполагал раздарить монетки персидским сановникам в качестве уникального, занятного, но в сущности пустякового сувенира. Теперь же, из-за халатности неведомых ему лиц, он вынужден был вручить монеты самому шаху, в ожидании настоящих даров. Шах проявил подобающую вежливость, но, конечно, задержка императорских подарков была ему крайне досадна. Грибоедов уведомил Паскевича о своем прибытии в Тегеран и здешних делах и послал предельно едкое отношение Родофиникину, унизившему Россию перед шахом.
Тем не менее Грибоедов добился всего, чего желал. Шах издал строжайший указ выдать русскому посланнику всех пленных, удерживаемых в Казеине, Тегеране и окрестных городах. Фирман шаха выполняли очень плохо. Пленные принадлежали к трем категориям: либо это были женщины и девочки, попавшие в гаремы, либо мальчики, превращенные в евнухов, либо просто рабы, купленные на рынках. Трудно сказать, кого из них персы могли бы отпустить с меньшим сожалением. Евнухи, знавшие всю подноготную домашней жизни вельмож, рассматривались ими почти как жены; о самих женах и говорить нечего — святость гарема неприкосновенна; а отдавать рабов, за которых заплачены деньги, казалось просто глупым. Вельможи охотно приглашали Грибоедова на свои пиры, которых он предпочел бы избежать для пользы пищеварения, но никакого содействия в поиске пленных и не думали оказывать. Даже если с помощью армян он узнавал точное местонахождение пленных, к появлению его людей рабов и гаремы переводили куда-нибудь за город. И все же он мало-помалу выцарапывал бывших русских подданных из домов иранцев. Разумеется, каждый раз он выяснял, хотят ли они сами возвратиться на родину. Большинство отказывалось, но и тех, кто мечтал о возвращении, находилось немало. Обычно он их сразу передавал родственникам, сопровождавшим его из Тавриза. Однажды в посольство привели из гарема самого Аллаяр-хана двух женщин-армянок, которых сумели там разыскать соплеменники. Некогда всесильный министр, битый по пяткам после заключения Туркманчайского мира, Аллаяр-хан стал злейшим врагом Грибоедова, Аббаса-мирзы и даже шаха. Он поддерживал в пику им всем одного из сыновей шаха, прозванного Зилли-султан (тень султана) за необыкновенное сходство с отцом. Аллаяр-хан хотел, чтобы нынешнему шаху наследовал Зилли-султан, а не Аббас-мирза, излишне преданный России. Политика Аллаяр-хана соответствовала желаниям англичан, поэтому они всячески способствовали осуществлению его намерений.