– Понял, матушка! А теперь благослови...
Афимья Игнатьевна троекратно поцеловала Гридю, положила руки ему на плечи и проговорила нараспев:
– Дорога – матерь,
Путь – отец.
Вера в добро была встарь,
Вера есть и поныне.
И во веки веков. Аминь.
С тобою мой щит, стальная рука,
Оборонит от всякого врага.
Кто на тебя замахнется,
Сам мертвецом станет.
Ключ в замке, замок в реке,
Оберег на тебе.
Гридя не стал допытывать у матушки, почему ее благословение похоже больше на заговор бабки-шептуньи, когда просят полечить недужного теленка или избавить от зубной боли. Не спросил и про серебряные буковки на шелковом поясе, хоть и приметил их. В свой черед три раза поцеловал вдову и отер рукавом набежавшую слезу.
– Присядем на дорожку, сынок!
Чуток посидели, потупив головы. Афимья Игнатьевна в своем кресле, где она всеми днями вышивала, Гридя на топчане перед печкой. Потом юноша встал, глубоко вздохнул, поклонился на все четыре стороны и отправился назад в боярскую усадьбу.
Глава 5. В добрый путь
Солнце еще не взошло, а Окул Михайлов вместе с Гридей, оседлав Бурушку и Косматку, уже выехали по направлению к городской заставе. Для ответственного предприятия, коим, несомненно, являлся поход в Ирей, боярский сын облачился в лучший дорожный кафтан, на ноги обул сапоги из прочной воловьей кожи. Богатырский шлем – шишак – пока не надевал, бо волосья под ним быстро потели, да и надобности в нем прямо сейчас не было.
Ночной воздух был свеж и прохладен, ранние пташки просыпались в кронах могучих деревьев и пускали несмелые утренние трели. Холмогоры сладко спали в непроглядной летней ночи – ведь самый темный час перед рассветом, как уверяют волхвы.
Кони шли шагом, Окул разъяснял Гриде возложенные на него обязанности и расписывал возможности, открывающиеся на службе у семерых витязей.
– Я кашу люблю, чтобы рассыпчатая была. Следи, значит, чтобы не разваривалась сильно. Будешь за нами исправно ходить, научу мечом махать и стрелы каленые пускать. Лук-то в руках держал уже?
– А как же! Когда у вашей милости лук поломался, и мы с Вячко его чинили, я и надержался. Тяжелый, шельма.
– Ну то-то же. Это тебе, братец, не шутки, а боевое оружие! С ним аккуратнее надо. Держать бережно, где попало не бросать, в налучье складывать. Вон Вячко в прошлый раз забыл его в подвале, не прибрал на место, а ночью хорь в погреб залез и тетивку на нем понакусывал. А тетивочка-то не обычная веревка была, из кожи сыромятной. Такую за раз не сделаешь, а делать мозолей натрешь. Вот я и говорю, за оружием следить надо!
Разговаривая подобным образом, подъехали они к городской заставе, где заметили шесть знакомых силуэтов. Кони переступали с ног на ногу и беспокойно фыркали. Всеслав, Мухомор, Горыня с Дубыней, Перемысл стояли в кружок и шушукались. Лошадь Искрена стояла чуть поодаль, а рядом с ним, также верхом находилась девица и что-то ему говорила, живо при этом жестикулируя.
Искрен слушал ее, склонив голову. Потом прервал ее, схватил за руку, низким голосом промолвил:
– Ты, Уланка, без меня не проказничай, и на Лебедянь-озеро с другими не катай. Вернусь когда, мы с тобой вместе туда поскачем.
– Обещаю, – проникновенно сказала Уланка. – А ты за это надень на руку мой златой венчик, так в дороге обо мне вспоминать будешь.
Она передала Искрену кожаный венчик, расшитый золотом и драгоценными камнями. Тот намотал его на руку, завязал узелком, а узелок затянул покрепче.
– Ну с богом, – промолвила красавица, наклонилась к Искрену и быстро поцеловала его в губы. Прикрикнула на гнедого, который вытанцовывал под ней от нетерпения, подняла его с места галопом и ускакала.