Окул посмотрел на Гридю. Тот пожал плечами. Этот жест говорил, что дверь никто, конечно, не держал, и все, что произошло в бане, было колдовством, сглазом и бесовским наваждением.
Михайлов сын и сам, разумеется, сообразил, что все случившееся было происками нечистой силы, воплотившейся в бабке Федосье, да только вот незадача, самой ее нигде не было видно. Неужели, подумал Окул, старуха пала жертвой собственных чар?
– А где же старуха? – как бы прочтя его мысли, спросил Мухомор. Обращался он в основном к женщине в нарядном сарафане, которая стояла и молча наблюдала за разговором. И вдруг его осенило.
– А, не ты ли та самая бабка... – медленно проговорил он, делая к ней шаг.
Та, словно приняв вызов и высоко держа голову, двинулась прямо на Мухомора.
– Я ли, – нараспев, ответила она и усмехнулась. А потом добавила, – Скажите спасибо Гриде, что он за вас заступился. Не то остались бы от козленочков рожки да ножки.
Читатель, наверное, уже догадался, что Федосья как настоящая ведьма могла принимать облик старухи и полнотелой бабы, и сам черт знает еще кого. Нрав у нее, однако, был незлобивый и задорный, сердце – доброе, и она без всякой обиды пригласила отроков отужинать, а те, радуясь такому счастливому повороту дел, тотчас же согласились.
Слуги накрыли длинный дубовый стол, поставили сахарные кушанья и разналивчатые напитки. Поднесли каждому по большой чаше золотого шипучего меду. Отроки осушили чаши досуха и набросились на еду с волчьим аппетитом.
Дождавшись, когда они насытятся, ведьма принялась выспрашивать о цели их путешествия.
– Господи помилуй! – сказал Всеслав. – Разве Гридя тебе не рассказывал? Не слышала наших разговоров? И разве не об этом мы толковали еще в избушке на курьих ножках?
Федосья сдвинула брови, она не забыла, как они вели себя, когда она предстала им в образе беспомощной старухи. Всеслав смутился.
– Я хочу услышать все и по порядку, – упрямо сказала Федосья, напуская на себя грозный и разгневанный вид. – Я также хотела бы до мелочей узнать о переправе на Латырь-остров, о том, где будете искать дерево, во что положите волшебные яблоки, как будете действовать в случае опасности, и все такое прочее.
– Раз ты такая любопытная, изволь, мне скрывать нечего, – сказал Всеслав. – Для поездки городская дума снабдила нас изрядной суммой денег и многими, по большей части дельными наставлениями, – это было неправдой, никаких наставлений Григорьев ему не давал, кроме одного – не сворачивать с дороги, но Всеслав изо всех сил старался казаться серьезным и деловым человеком, чтобы ведьма не думала, что они тут, аки дети малые, глупостями занимаются. – Есть и карта тех мест, пожалуйста. Все предусмотрено! Переправимся на остров, спросим у местных, где яблоки целительные произрастают. О них, пожалуй, там каждая собака знает. Ну а если понадобится, обратимся к властям. Рекомендательные бумаги на этот счет имеются, будьте покойны. Яблоки соберем в мешок, и сразу назад, медлить нельзя, не ровен час мастер-зодчий окочурится, и поездка окажется бесполезной.
Когда он умолк, Федосья потребовала показать рекомендации. Выяснилось, что они лежат в багаже. Тут все заволновались о лошадях и имуществе, неизвестно где оставленных.
Федосья, которая за время обеда не притронулась ни к одному кушанью и не пригубила ни одной чарки, поднялась со своего места, подошла к окну и поманила Всеслава.
– Гляди-ка сюда, – молвила она, показывая пальцем во двор.
Через резное оконце Всеслав разглядел семерых своих лошадей. Кони стояли в добрых стойлах, вокруг них сновали дворовые. Тут же была и давешняя корова с теленком. Она глядела большими глазами, словно укоряя Всеслава, и хвостом мерно хлестала себя по бокам.
– А поклажа наша где?
Федосья щелкнула пальцами. Щелчок был тихим, но люди во дворе вдруг все обернулись, как по команде, и уставились в лицо хозяйки. Ведьма указала перстом на прислужника, находившегося ближе всех к терему, и, безмолвно выпучив пылающие темные глаза выразительно подняла брови. Тот понял немой приказ, кивнул и опрометью бросился в конюшню. Через несколько минут он вернулся, неся в руках котомку Всеслава. Гридя узнал ее по кожаному верху.
Всеслав порылся в котомке, удостоверился, что личные вещи на месте, вытащил свиток с рекомендательной грамотой, бережно развернул и зачитал вслух, стараясь произносить слова со значением в голосе: «Городская дума стольного города Холмогоры покорнейше просит оказать подателю сего всю необходимую и потребную помощь, ежели сам податель ее, помощь эту попросит. Все расходы, которые третья сторона понесет от действий подателя сего, а равно и его сообщников, холмогорские власти возместят в полном объеме, а в крайнем случае и сверх того. В счет расходов уплачено будет серебряными деньгами, а может даже и золотом, буде золото в казне найдется. Просьба людям нашим препятствий не чинить, ибо они на службе и участвуют в деле государственной важности. Примите, милостивые государи, заверения в искренней дружбе, и благорасположении, и прочая, и прочая, и прочая...».