– А если один человек будет слушать, а другие уши заткнут? И будут они слушателя держать, а в нужный момент уведут от греха подальше. Тогда ему что будет?
Федосья укоризненно посмотрела на песельника. Взгляд ее говорил, что подобные вопросы в сложившихся обстоятельствах вещь совершенно неуместная. Перемысл от взгляда потупился и прикусил язык.
– Труба, вот что будет, – отозвался Мухомор. Он сидел в углу и внимательно слушал все, что говорила яга. Картина получалась жутковатая. Путешествие, так словно начавшееся, грозило опасностями, какие и в страшном сне не привидятся.
– Змея можно убить, – сказал Всеслав. Он прикидывал в уме, как разные эти опасности можно обойти. – Если сам он, конечно, не бессмертный?
Семь пар глаз вопросительно уставилось на Федосью. Она пожала плечами.
– Откуда мне знать, смертный он или бессмертный. Да и какая вам в том разница? Положим, змея вы убьете, хотя я и не представляю, как вы это сделаете, но тотчас после того прилетит на своем черном лебеде Дева Обида. Аспид тот ее родственник или свойственник, в общем кто-то из их поганой семьи. Со змеевым обидчиком она поквитается. И от гусей-лебедей нет спасения ни на земле, ни на море.
Она смотрела на отроков, в надежде, что ее длинная и пламенная речь произвела на них впечатление.
Всеслав вздохнул и помотал головой, словно отгоняя роившиеся в ней мысли:
– Спасибо тебе, добрая женщина, за разговор душевный и за наказ мудрый, и за хлеб-соль спасибо! Но делать нечего... Люди мы подневольные, обязанные, государственные, выбирать нам не приходится. Что бы там ни было в Ирее, а ехать нам все равно придется.
– Вот как? Ну что ж, иного ответа я не ожидала, – с вызовом проговорила она, расправляя пальцами скатерть, с которой убраны были все яства, но оставлены чарки с питьем. – Вот только скажи мне Всеслав Аггев сын, а Гриде, сыну бедной вдовицы на кой с вами ехать? Его зачем с собой берете? Вы – понятное дело, вас служба зовет, да не просто так, а на казенный счет. Я чаю вам за все опасности щедро заплатят золотом. А Гриде по какой-такой надобности жизнью в Ирее рисковать?
Начальный кивнул.
– Твоя правда, Федосья, Гридя – человек гражданский, его жизнь – его дело, и принуждать рисковать ею, хоть и во имя государства, не имею права. Мы все пошли по доброй воле, потому что сами так решили и пожелали. Вот и Гридя пусть решает за себя. Коли хочет, пусть остается с тобой, ты ведь, я так понял, родственница ему? А мы дальше без него справимся. И Окул Михайлов без прислуги обойдется, – он предостерегающе поднял руку, потому что боярский сын открыл было рот, наверняка, чтобы возразить или привести веские доводы, почему в дороге им никак не обойтись без прислуги, но, увидев этот его жест, прикусил язык.
Сказав это Всеслав замолчал и посмотрел на Гридю. Все головы повернулись к нему. Федосья подошла к Гриде, взяла за руку и мягко проговорила:
– Верно говорит Всеслав, пусть витязи дальше в Ирей едут, а ты, Гридя, оставайся со мной. Поживешь у меня недельку, а потом я тебя к матушке отправлю. Я, чаю, ты у нее и разрешения-то не спросил, – при этих словах она метнула недовольный взгляд на боярского сына и тот, усмотрев его, виновато засопел. – Она, бедная, поди сейчас убивается одна одинешенька.
Гридя решительно покачал головой.
– Нет, тетка Федосья, – он подумал, что такое обращение к ведьме будет самым вежливым, к тому же она ведь и вправду могла быть его теткой – не согласен я отряд бросить. И поход отставить не могу, – добавил он не менее решительно. – Неправда, что меня силком тянут. Окул Михайлов меня не неволил, я добровольно пошел. Просто тогда не знал еще, на что соглашаюсь, а теперь знаю. И не отступлю. Отправлюсь вместе со всеми.
Послышался одобрительный гомон. Всеслав шагнул к Гриде и положил ему руку на плечо.
– Спасибо тебе Гридя.
– За что? – тот удивленно посмотрел на него.
– За то, что жизнь нам спас. За то, что позаботился о нас там, где мы сами не могли о себе позаботиться, и в трудную минуту не бросил.
Гридя улыбнулся и сжал руку начального.
– Пожалуйста, – ответил он твердо.
– И вот еще что, – сказал Всеслав, прямо глядя на него, – Дальше пойдешь ты Гридя, вдовий сын, не слугой, а полноправным воином. Все мы с тобой теперь равные, и одни и те же права с обязанностями имеем.