Прошло время округлилось у Водяты чрево, дитя росло у нее под сердцем. Игнат был рад радешенек и мастерил люльку для младенца, Афимьюшка каждый божий день спрашивала, скоро ли появится на свет братец или сестрица. Ну уж тут и злые языки поуспокоились.
Но от болтовни людской и досужих пересудов вреда никакого, разве одно только раздражение. Пусть бы судачили! Однако же, как вскоре выяснилось, был у молодых один враг, о котором они и думать-помышлять не могли. Водяной, чьей дочерью была Водята, кипел недовольством, что чадо его милое, царевна болотная, не в тереме на дне речном обретается, не с русалками хороводы водит, не ездит в карете золоченой, запряженной карпами да щуками, в гости к подружкам-кикиморам, а пропадает большую часть своего времени, коего, впрочем, в ее бессмертной жизни предостаточно, среди людей. Хуже того, с одним она сошлась коротко и теперь вот, шутка сказать, даже беременна!
– И откуда к ней этот прохвост выискался? – спрашивал своих бояр повелитель речной нечисти.
– Ежели он муж ей и можно то доказать, то, пожалуй, пусть живут, – отвечал один мужественный боярин, лицом напоминавший сома.
– Не о том вас спрашиваю, мужняя ли она жена или девица, а о том, как домой вернуть Водяту, – пуще ярился водяной.
– Зачем возвращать? Ежели докажет она, что муж он ей, то пусть бы вместе с мужем и жила там, где им хочется – осторожно отвечал все тот же мужественный черт. Остальные советники при этом тряслись телами, и от этой тряски вода на реке подергивалась живой и крупной рябью.
– Да что с ними толковать! Привести ко мне царевну! – вопил водяной.
Легко сказать, да трудно сделать. Стала болотная нечисть рассуждать, как им Водяту изловить и к отцу вернуть. Думали, думали и наконец придумали.
Позвали однажды Игната к деду, который сам, говорят, не мог уже не ходить, ни даже вставать. Дед был старый престарый, с лицом сморщенным как печеное яблоко, в дугу согнутый. Увидев травника, слез с печи, поохал, присел на лавку, пошевелил бескровным губами, почесал в затылке.
Игнат поглядел на деда, спросил, какая хворь с ним приключалась.
– Игнат Савельич, – проговорил старик каким-то неуловимо чарующим, нездешним голосом, – Игнат Савельич, позабыл ты про свою жену Аксинью! А она ведь жива, голубушка. Ты думал, умерла она тогда, а она жива, просто заснула от колдовских чар, которые навела на нее кикимора болотная. Ждет тебя твоя Аксиньюшка, ждет-дожидается, все глаза выплакала, все платки изорвала, искусала в кровь губы алые. Мучает ее страшная ведьма, и нет от нее Аксиньюшке покою на белом свете. Мучает она касатку твою, заставляет ткать сорочки, как простую холопку, а ночью, покуда спит Аксинья, ведьма те сорочки распускает, а наутро вновь велит ткать.
Старик порылся в кармне ветхих штанов и вытащил зеркальце в старинной костяной оправе, отер его рукавом и показал Игнату. В зеркале травник увидел жену свою Аксинью живою, в точности такою, какою он помнил ее в последний раз. Она молча глядела на него полными слез молящими глазами.
Игнат хотел дотронуться до Аксиньи и протянул уже было руку, но старик отвел зеркало.
– Посмотри на лицо, – продолжал старик вкрадчиво, – оно бледное, словно полотно. Весь румянец вывела ведьма со щек ее. Погляди на белую шею, видишь синие пятна от железных когтей ее. Не вывести их теперь, ни за что не вывести! Погляди на стройные ноги ее, они много ходили, много вынесли, да не по коврам ходили, по земле сырой, по крапиве, да по колючему терновнику. А на очи ее погляди, они мутны от слез. Спаси ее, Игнат Савельич, спаси свою Аксинью!
Голос старика дрогнул. Из ласкового морщинистого глаза его скатилась горячая слеза.
– Я готов на все для тебя, Аксиньюшка! – воскликнул Игнат в сердечном волнении, – но как и где мне ее найти?!
– Погляди, погляди, – убеждал старик, – вот она здесь! А вот та ведьма, что держит ее в неволе. Она лукава и хитра. Она приняла на себя вид твоей жены, но она не жена тебе, а погибель твоя. Отыщи и убей ее, Игнат Савельич!
Игнат посмотрел в зеркало: на гладкой его поверхности он увидел свой дом и Водяту, которая хлопотала на кухне. На лице ее играла всегдашняя улыбка. Вот она будто вспомнила что-то, вскинула плечи, повернулась и пошла по направлению к погребу. Зеркало, а с ним и Игнат следовали за ней по пятам.