Боль и страх его. И отчаяние
Все внутри сводит до тошноты.
За что ждешь от него раскаяния,
Если руки трясутся и зенки пусты?
Я учусь понимать и любить тех, кого надо.
Кого в детстве боялась родным называть,
Я учусь жить и познавать все это благо,
И хочу говорить, пока есть что сказать.
Будет поздно. И все когда-то лягут в могилы.
Я знаю это, но все равно не хочу понимать,
Почему в него я сама и направляю вилы,
Когда хочется реветь на плече, обнимать
и прощать.
Не все пути
Я пытаюсь повзрослеть и уже остепениться,
Всё хочу остановиться на месте и не кричать.
Честное слово, пытаюсь больше не сниться,
Но боюсь не успеть, не прийти, не встречать.
Всё надеюсь не мечтать о Питере и перроне.
Хотел бы сказать, что больше тебя не люблю.
Но похоже, сам остался один в нашем вагоне
И пою это всё на гитаре лишь себе - соловью.
Я смотрю на фото твои, где ты давно не одна.
Я помню, как зовут всех твоих бывших мужей.
Я знаю, чья ты сегодня-завтра будешь жена,
Не пойму, почему не найду себе кого-то верней.
Ты так ласкова иногда, так степенно прекрасна,
И прячешься за мою не такую уж широкую грудь,
Я боюсь понять, что моя иллюзия снова напрасна,
И прошу, родная-любимая, просто где-нибудь будь.
Просто живи, цвети, дыши, люби в другом городе,
Чтобы, как Бродский, я потом о тебе уже не жалел.
Хочу тебе сниться, а не быть в этом вечном голоде,
Но не увидел, не получил, не добрался, хотя и хотел.
Я боюсь начинать всё сначала и писать тебе первым.
Это трусость, правда? А может страх за чужую жизнь?
Хотелось бы больше не оставаться настолько верным,
Не докучать, не скучать, так что, милая, душу мне вынь.
Ты моё море и лучшее, что было со мной.
Ты мой смех, мой страх, жизнь и иллюзия,
Горжусь, что мы не особо знакомы с тобой,
Иначе сорвался б из своего "далекая Грузия".
Я бы хотел к тебе - туда, к северам, к холодам,
К морозу, чтоб видеть сияние белых ночей.
Думал, что всё за тебя родную - мою - отдам,
Но оказалось, что сам был всегда ничей.
Я бы хотел к тебе - туда, где ночью светло,
Чтобы видеть, как ты спишь, и пусть не у меня.
Боюсь понять, что всё уже слишком давно ушло,
Не оставив ни вспышки, ни пожарища, ни огня.
Я запутался в годах и давно потерял счёт дней.
Я пытался сказать, как сильно люблю в этом всём.
Но, возможно, любимая и родная, что тебе видней,
Так что, как всегда, всё это было вообще ни о чём.
Все дороги не все пути.
Все трассы не все к тебе.
Тебе пишу кратко "Прости",
А "хватит уже" оставляю себе.
Больше нет
Хватит! Слышишь? Не кричи.
Не стучи ты в закрытую дверь.
Вот тебе, родная моя, ключи -
Если хочешь, вперёд - проверь.
Хватит! Слышишь? Я так устал.
Я говорил, что все они под одно.
Хватит, ясно? Тот день настал,
Когда должно быть всё решено.
Хватит, милая, не бей ты в грудь.
Не бейся головой, руками, душою.
Хватит, милая, ты просто его забудь,
Всегда (слышишь?) оставайся собою.
Хватит верить и самой себе обещать,
Что завтра будет с ним как-то иначе.
Ты сама не устала ещё таких прощать?
Ах да, дорогая, тебе виднее - тем паче.
Сильно любишь его? А себя уже нет?
Бьёшься, как бедная иволга на ветру
Таком, что уже видится белый свет,
Но знай, даже там я всегда тебе помогу.
Всегда помогу, а такие, как он, кажется, нет.
Но "таких, как он", тебе кажется, больше нет.
Но один из нас не умеет прощаться
Понимаешь, "Я" был по любви.
И не умею вот никак по-другому.
Если тебе эти строки не дороги,
Так начитай их кому-то другому.
Ты понимаешь, я вот так живу.
Пишу строчки тёмными вечерами.
И знаешь, что лишних же не ищу,
Мне не заполнить пустоты тенями.