Женя смотрел вдаль с воодушевлением. Он с самого детства мечтал стать металлургом, но судьба уготовила ему другую участь. В отсутствии связей вход в «стальной» город ему был заказан.
Но Женя не терял надежды, он ещё лелеял мечту поступить в колледж и, отучившись на литейщика, снова попытать удачу. Стройка была для него лишь трамплином в железную лаву.
Вечерами он часто зависал с бутылкой пива у монументального памятника металлургу на привокзальной площади. Именно таким он видел себя в будущем: накачанным, волевым, с развивающимся на ветру фартуком, одетым на мускулистое тело, и с кочергой.
— Эй, ты тут? — прохрипел в трубку знакомый голос. Женя вспомнил, что его товарищ оставался на связи.
— Да Славик, куда же мне деться, — уже с тоской в голосе сказал, ещё недавно хорохорившийся весельчак. — А ты чего звонишь-то?
— Тут такое дело. Меня же сократили из автотранспортного цеха. Уже две недели без работы сижу.
— Сочувствую, — перебил его Женя. — Ты пивка хотел попить, душу излить?! Но имей ввиду, я сейчас ни-ни! Иначе меня Зинка к телу не подпустит. Мы же ребёнка планируем, а мутанта мы не хотим, так что извини, я пока в завязке.
— Да я не за этим. Хотел про работу узнать. Может есть какие-нибудь вакансии?
— Вакансии? — непонимающе переспросил строитель.
— Ну, работа есть?
— Работа есть.
— Для меня что-нибудь найдётся?
— Даже не знаю. Ты же у нас инженер. А тут работа простая, копай глубже, кидай дальше.
— Жень, мне уже не до жиру. Готов за любую взяться.
— Вообще-то у меня полный таджикский комплект сейчас. Если только кого-нибудь из них депортировать. Сейчас у Муртаза узнаю, у него всего четверо детей, может согласиться.
— Стой, стой, стой — затараторил Слава, не понимая, шутит ли его друг. — Не надо никого депортировать.
— Пожалуй ты прав, не по-русски это.
— Что ж, нет, так нет.
— Будет эта самая вакансия, я позвоню. Ты сам-то как? Когда свадьба?
— Да нормально, пока не решили точно, ближе к лету.
— Ясно, давай Славик. Пойду, а то мои накосячат, нельзя их одних оставлять.
После разговора Слава остался наедине в расстроенных чувствах. Он снова взял шпатель.
В какой-то момент его накрыла волна негодования. Ему вдруг захотелось со всей дури вонзить чёртов шпатель в бетонную стену. В последний момент он вспомнил уроки сопромата в университете и понял, что это невозможно. Потом в памяти промелькнула высшая математика с её теорией вероятности, согласно которой, при ударе лезвия шпателя о стену был шанс, отсечь себе один из пальцев.
Затея оказалась несостоятельной. День пролетел стремительно, и вскоре домой вернулась Настя.
Она была спокойна и уравновешенна. Лишь изредка женщина подходила к окну на кухне, выглядывала в него и странно щурилась.
Наконец, в один из таких моментов, к дому подкатила зелёная десятка Сурена. Настя задёрнула штору и стала громко дышать.
— Иди сюда! — крикнула она Славе, который смотрел телевизор в зале.
Он подпрыгнул с дивана и, позабыв про тапки, примчался к ней.
— Что случилось?
— Там сосед приехал, сейчас будет парковаться!
Сурен, подкативший к родной парковке, раздумывал, ему не хотелось покидать зону комфорта, которую он завоёвывал многолетними усилиями.
В его голове промелькнули события из прошлого. Вот он отбивает тротуарный бордюр, чтобы обеспечить въезд своей ласточки на газон. Выносит через проходную комбината, на котором работает, в трусах щебёнку, чтобы отсыпать чернозём, маравший колёса машины. Выбирает цепь для ограждения и замок в хозяйственном магазине своего друга Жорика. Предавшись ностальгии, Сурен заключил, что прошлого не вернуть, и со словами: «Что я не человек что ли!», — припарковал машину вдоль узкой дороги.
Десятка немного мешала проезду, но зато также хорошо просматривалась из окна.
Сурен испытал чувство собственного достоинства за свою цивилизованность и умение находить компромиссы.
Он вышел из машины и пока шёл домой, буквально на глазах из сутулого бюргера превращался в гордого, прямоходящего товарища, как на картинке из учебников биологии, иллюстрирующих симиальную теорию антропогенеза.