— Давай вали! — Алексей поднялся с песка, отряхнул руки. — Я и один за всех драться буду.
Мухамед оттолкнулся от кузова машины и сделал шаг к Алексею. Он спросил мастера очень тихо, заглядывая ему в глаза:
— Ты хочешь доказать, что виновата Гюльнара? Точнее, инженеры, техотдел.
— Пока у меня нет доказательств, что мы, буровики, не оплошали. Понимаешь? Чем я смогу убедить комиссию — мы работали честно.
— А она нет? — Мухамед пытливо вглядывался в лицо Алексея.
— Я не геолог… Не планово-технический отдел. Никто из нас не может решать за них. Мы работали честно.
— Значит, она — нет! — настойчиво повторял Мухамед. — Ты допускаешь, что она могла ошибиться.
— Понимаю… Ты хочешь, чтобы я без лишних слов заранее признал себя хоть в чем-то виновным в выбросе на буровой? — Алексей встретился взглядом с Мухамедом и увидел в его глазах — «да»! Мастер усмехнулся. — А дядька Остап так же думает? А Есен? Саша? Я, наконец! Хотя речь идет прежде всего о всей смене, целиком. Если каждый из вас скажет и сумеет доказать, мастер совершил ошибку — я тут же соглашусь. Командовал я. Если вы видели промах и не сказали тогда, скажите сейчас.
Тихо, так что Алексей едва слышал его голос, Мухамед проговорил:
— Она женщина. Ты любишь ее. Разве не так?
Резко повернувшись к Мухамеду, Алексей тоже негромко сказал:
— Но мы не виноваты…
Мухамед устремил взгляд в сторону пылающего фонтана. У устья скважины плескалась в размытом углублении вода. И еще несколько воронок уже образовалось чуть поодаль. Водяные пары, втянутые в огненный столб, играли на его боках бликами солнечной яркости.
— Она женщина…
— Я не могу предать всех… ради нее. И тебя тоже. Хотя ты хочешь этого, Мухамед. Ты забыл про Алты, Мухамед. Кто возьмет, может быть, жизнь его на свою совесть?
— А она может? Ты не понимаешь, мастер… Как ты не понимаешь, мастер!
— Понимаю. Все понимаю, — и Алексей пошел прочь, к «газику» главного инженера.
Машина стояла у вагончика-балка, на ней находилась рация. Алексей издали при свете гигантского факела видел, что инженер ПТО Непес Курбанов ведет радиоразговор, а когда он подошел, инженер уже сидел, свесив ноги из кабины, и курил. Здесь рев фонтана напоминал отдаленный беспрерывный громовой раскат. Разговаривать можно было и не повышая голоса, но все равно люди кричали.
— Твой отец будет здесь утром, — сказал Непес. — Мне только что передали. Он хотел выехать на машине, но снег. По солончакам не проедешь — раскисли. Этот же вертолет заберет в городскую больницу Алты. Доктор говорил, он плох. И утром же спецрейсом прилетит Тигран Мушегович.
— Глухарь?! — Алексей удивился и чуточку испугался этого имени.
Действительно, плохи их дела, если обратились к Тиграну Мушеговичу. Глухарь — признаннейший авторитет среди тех, кто «давит» фонтаны и тушит нефтяные и газовые пожары. Авторитет его высок не только среди советских нефтяников и газовиков. И если уж обращаются к нему, то, значит, случай сложный и требует наибыстрейших и серьезнейших мер.
— Тигран Мушегович вылетит из Баку тоже с первым светом. Ему надо собрать своих людей, — продолжил Непес.
— Что ж так — сразу к нему? — несколько растерянно спросил Алексей.
В это время верхушка пламени, от которой отрывались, улетали ввысь и исчезали клочья огня, странно закачалась из стороны в сторону, словно собираясь упасть. Алексей и Непес, не сговариваясь, кинулись бежать на ближайший бархан. Они легко вскарабкались по влажному песку на гребень. И остановились как вкопанные.
Набалдашник ротора, торчащий из-под земли, вихлялся. Словно какой-то подземный титан взял его в лапу и забавлял сам себя, раскачивая девяностометровой высоты факел. Кратер кипящей и парящей воды вокруг устья скважины был уже довольно широк. И соседний с ним, тоже широкий, кратер разделяла лишь узкая земляная перемычка. И в нем клокотала вода под напором газа, пузырилась, пенилась и казалась белой как снег.
Тут земная хлябь словно разверзлась, поглотила перемычку. На лице земли открылась ярко освещенная бурлящая язва. В нее с легким всплеском сполз оказавшийся на краю огромный дизель. Он сполз, словно малый камушек в пропасть. За первым — второй, такой же, в рост человека. Это тихое соскальзывание в неизменном реве представлялось настолько диким, несообразным, что вызывало оторопь.
Торчащий черный набалдашник ротора продолжал вихляться из стороны в сторону, и столб пламени, подчиняясь его движениям, мотался высоко-высоко, чуть не под самыми тучами. И по днищам этих клубящихся туч мотался, словно живой, рыжий жуткий отсвет.