— Выходит, кто-то должен следить? — вскидывал брови Субботин-старший.
— Должен.
— Кто или что?
— Не вижу принципиальной разницы, — пожимал плечами мастер. — Другое дело, если встретится случай, не предусмотренный опытом или, что одно и то же, программой. И здесь привилегия не на стороне человека.
— Почему?
— «Память» машины может хранить больше конкретной информации. А я, например, знаю меньше, чем вы.
— Вот и начинается сказка про белого бычка! — взмахивал руками Субботин-старший. — Программа машины зависит от знаний человека. От его опыта.
— Только так. Чтоб доказать свое, вы пользуетесь запрещенным приемом: требуете, чтоб я, как Мюнхгаузен, поднял себя за косу. Это невозможно, как и эффект Кона.
— Прием незапрещенный. Для доказательства можно доводить взгляды противника до абсурда.
— Я и не подумаю спорить, если мы найдем истину посредине. Опыт в форме инструкции, памятки, книги менее надежен, менее эффективен, чем заложенный в программу машины. Человеческая память не только ограниченна, но еще и субъективна в выборе.
— Человек — тоже «черный ящик», — весьма неопределенно отвечал Субботин-старший.
— Что ж, есть жизненные ситуации, когда минус на минус не дает плюса. Я твердо знаю, Михаил Никифорович, что вы наверняка первым решитесь испробовать буровой автомат. Если же спорите, то по любви к профессии. И в одном вы правы — каждый следующий метр глубины человеку придется брать вместе с машиной. Для каждого метра глубины нет аналога.
Годков пятнадцать-двадцать назад и Тигран Мушегович был целиком согласен с Субботиным-старшим: бурильщик, мастер, и только они, отвечают за скважину. Тогда бурение на три-четыре тысячи метров считалось сверхглубоким. Встречи с пластовыми давлениями в пятьсот атмосфер были редкими даже на газовых скважинах. Но с увеличением глубины бурения понадобилась более точная информация о забое, о породах, которые проходит долото, пластовых давлениях на тех глубинах. Ведь необходимо было создавать противодавление на забой, значит, следовало увеличивать удельный вес глинистого промывочного раствора. Это, в свою очередь, выдвигало ряд новых сложных проблем и прежде всего требовало больших мощностей, энерговооруженности. Бурить на сверхтяжелых растворах сверхглубокие скважины дорого и долго. И еще — глинистый раствор выносит на поверхность шламм из забоя через час, а то и позже.
— Вот уж тут никакой прибор пока ничего показать не может, — тыкал пальцем в стол Тигран Мушегович. — А там может происходить черт те что. И проявится скважина и фуганет. Давить проявления, фонтан-то, может, трудно будет. Особо в случае пожара.
— Так бывает раз на тысячу случаев. Стечение обстоятельств, — разводил руками Михаил Никифоров вич. — Вот тут ладонь мастера, его многолетний опыт подскажут ему, какие примерно пласты он проходит: известняк ли, песчаник или что потверже. Тут опыт, рука, ну, может быть, немного и прибор, показывающий давление инструмента на забой.
Разговор этот вспомнил не Субботин-старший, а Севунц. И он долго шел молча, уже после того, как к ним присоединился взрывник Фарман Айвазлы, и они направились к грифону. Благо, молчать Тиграну Мушеговичу было сподручно, да и нараставший шум, «хлопки» взрывов мешали.
Осмотр грифона расстроил Тиграна Мушеговича.
Песчаный грунт, слагавший стенки кратера, быстро разрушался. Кратер, как язва в земле, рос на глазах. Волны, высотой чуть не в рост человека, тупо бились в хлипкие берега, и то там, то здесь в кратер рушились оползни. Диаметр его уже достигал едва не сотни метров.
Это было очень плохо. И значило одно: обваловывать кратер бессмысленно. Валом берега не укрепить. Поставить вокруг грифона стволы группы «А» и попытаться струями воды оторвать пламя от водяного столба — весьма проблематично. Да и пока наберется столько воды в карьерах-копанях, пройдет много времени. Да и напор в струях при полете на сорок-пятьдесят метров окажется недостаточным. Доставить сюда более мощные стволы… Опять время. Тогда диаметр кратера станет таким, что и мощные стволы с полетом струи в шестьдесят-семьдесят метров окажутся слабы.
Но больше всего Тиграна Мушеговича огорчала невозможность поднять и дотянуть до грифона заряд взрывчатки. За двадцать минут, которые нужны, чтоб поднять ящик с аммонитом на тросе к верхушке водяного столба, перегорит в пламени стальной трос.
А делалось это так. Из труб сваривались две опорные мачты высотой на метр-два ниже водяного столба грифона. Кратер обваловывался, и за валом располагались лафетные и ручные стволы. Каскад воды обрушивался на верх грифона. Тогда под завесой воды, над грифоном натягивался трактором толстый стальной трос, перекинутый через опоры. К нему на ролике привешивался ящик со взрывчаткой. Второй трактор по сигналу руководителя тушения пожара тянул ящик, движущийся на ролике к грифону. И все это время трос и ящик со взрывчаткой находился под завесой воды.