Федор совсем рассердился: проверять решил его, лучшего машиниста шахты, проверять! Тоже грамотей нашелся. Если бы знал кто, как трудно давались ему знания там, в Свердловске, по ночам не спал, заучивая сложные названия механизмов. А тут какой-то мальчишка, молокосос, проверять его вздумал. Едва не спросил, кто надоумил. Леонтий? Начальник участка? Не верил, что подсел к нему Сергей Наливайко из крепкого желания подучиться у него, Федора Пазникова. Потому только он и упросил Павла Ксенофонтовича послать его помощником. Не понял Федор его доброго намерения, оттолкнул от себя.
«Ничего, — решил Сергей, — мы народ терпеливый, не гордый».
...От механического цеха до откаточного штрека самый длинный путь, а управились за пять часов. Но вот до лавы осталось каких-нибудь километра полтора, а засиделись основательно. Да оно и понятно; нет электровоза, нет подъемной установки, да и простора никакого. Вся надежда на силу рук своих, на смекалку, на выдержку.
Комбайн, как секцию, не толкнешь, осторожность нужна. Федор то и дело кричит:
— Куда пихаешь?! Куда?!
Такелажников зло разбирает: взять да прицепить канат, потянуть лебедкой, — но все тот же Пазников останавливает:
— С ума сошли! Угробить хотите?!
— Ишь ты, прилипчивый какой! — все чаще наскакивал на Федора задиристый такелажник.
Товарища поддержал другой, но не ярился, как первый, а гундосливо бубнил:
— Тоже мне, начальничек нашелся! Видали мы таких!
Наконец Сергей, оказавшийся самым спокойным и сдержанным, говорит:
— Присесть надо, подумать.
— Верно, подумать надо, — соглашается Федор.
— Время-то не ждет! — нервничает задиристый такелажник. — Работать надо, не думать. Не на собрании!
Федор вскакивает, со злостью бросает:
— Уймись ты, горлопан!
— Ну-ну, потише! — петушится такелажник.
Но настоящая трудность наступила там, где ее никто не ожидал, — на самом устье лавы. В этом узком месте так сдавило стойки, что они расщепились, торчали острыми углами, и проход наполовину завалило породой. Ни развернуться, ни подтолкнуть.
— Лебедкой придется, — решил Сергей.
— А может, еще попробуем? — не сдавался Федор.
— Одна попробовала, да родила, — проворчал нервный такелажник и крикнул товарищу: — Гришка, вниз беги! Кличь машиниста!
— А если ручной лебедкой? — предложил Федор.
— Эка, спятил совсем! Такую махину да ручной лебедкой?
— Не выйдет, Федор, — вздохнул Сергей. — Мы как-нибудь осторожно, с приглядом. — И кивнул остановившемуся такелажнику: — Ладно уж, беги, Григорий.
Опять не понравилось Федору, что распоряжается Сергей Наливайко. Он, Федор, здесь хозяин, с него, если что случится, будут спрашивать, его виноватить. Прикрикнуть бы на Сергея, да некогда — думать надо, как дальше будет.
Прицепили канат, посветили вниз, Юрию Бородкину. Пока он в бригаде был единственным машинистом шахтных машин. И на конвейере он, и на лебедке, на компрессорном насосе. Ни разу еще не подводил и сегодня, в воскресенье, вовремя пришел.
Юрий включил лебедку. Канат натянулся. Комбайн, будто от боли, вздрогнул. Вздрогнул и Федор, придержал дыхание.
— Еще немного! Еще! — И не обращал внимания на то, что отдергивал его от комбайна Сергей, предупреждая:
— Осторожнее, Федя. До беды недалеко!
— Еще немного! Еще!
В темное устье лавы, как в омут, подался комбайн. Наполовину вошел, но тут покачнулся, заскользил беспомощно прямо в выработку, круша стойки. Застучали по железной крыше куски породы. Рванулся за комбайном Федор, и, наверно, привалило бы его, не очутись в это мгновение рядом с ним Сергей. Дернул он Федора на себя,закричал:
— Крепить! Быстрее крепить! Завалит!
Метнулся Федор за топором, за ним Сергей, тут и нервный такелажник кинулся вслед. Вовремя подоспел и Леонтий, тоже стал помогать. Быстро заделали завал, потом осторожно вывели комбайн из опасной выработки на забойную дорожку.
— Теперь легче будет, — успокоил Сергей.
— Смотреть надо было, — запоздало предупредил Леонтий.
— Хорошо, — согласились остальные и, передохнув немного, махнули вниз, Бородкину: — Давай, Юра! Но канат мертво лежал на забойной дорожке.
— Уснул он, что ли?! — закричал Федор, подтолкнул Леонтия: — Разбуди его!
Леонтий помчался вниз, но по дороге его перехватил дежурный электрослесарь, сердито буркнул:
— Домой убёг, паршивец!
— Как домой?
— Смена-то кончилась.
— Ну и что? — непонимающе спросил бригадир и побежал было за Бородкиным, но остановился: время не ждет, и сам встал за лебедку.
Еще два часа пролетело как одна минута, и вот — комбайн внизу, в просторной нише.
— Все, — сказал Леонтий, и такелажники тотчас испарились, даже прощальное «до завтра» забыли сказать.