Торопился Юрий домой, спешил порадовать мать. По пути не удержался, свернул к магазину. Купил разноцветный платок.
— Мама, закрой глаза! — прокричал с порога и положил на стол платок, а на платок деньги. Нарочно разменял на рубли, чтоб вышла большая пачка.
Мать так и ахнула, а потом опустилась на стул и заплакала.
— Чего ты, мама? — растерялся Юрий. — Не рада?
Потом они пили чай с конфетами и пряниками, и мать ласково глядела на сына, молча вздыхала. А Юрий говорил ей о том, как они хорошо и славно заживут, как он купит ей к осени пальто, сапоги, платье.
На работу она собирала его как на праздник, и сам он чувствовал, что впервые с радостью идет на шахту, что хочется ему поскорее встретить ребят, пройти с ними вместе до лавы.
— Ты чего такой взбудораженный? — спросил его Потапов, как обычно подошедший к нему в раскомандировке.
— Разве нельзя?
— Можно, если причина есть.
— А если так просто? — вызывающе ответил Юрий.
— Просто ничего не бывает, — строго возразил Потапов.
Не стал ему признаваться Юрий, наверно, впервые не стал: боялся, что может не понять его Потапов. Странный он какой-то. То ласково заговорит, то вдруг рассердится. Вот и сейчас вроде рассердился, первым от него отстал. Что ж, это неплохо. Можно рядом с Михаилом Ерыкалиным пройти, послушать очередной анекдот или побасенку. Никогда не унывает звеньевой. Бывает, излишне кричит, но работа такая, поневоле закричишь, когда дела не клеятся. А можно пристроиться к Сергею Наливайко. Тот парень тоже веселый, умеет красиво говорить, заслушаешься. А то можно присоединиться к Трофиму Устьянцеву. Конечно, он уже не обижается на стихотворение, что правда, то правда. Трофим человек справедливый, зря о нем Потапов злословит: «В тихом омуте черти водятся». Ерунда все это. Трофим конечно же не такой, каким представляется он Потапову. С ним охотно Юрий бы заговорил, да больно неразговорчив Трофим. Ничего, и так неплохо: рядом с Трофимом думается легко, и слова приходят хорошие, уверенные. Жаль только, что нет сегодня Леонтия Ушакова. Увидел бы, какой он счастливый и радостный!
И вдруг настроение испортилось. И кто виноват? Андрей Чесноков. Из-за пустяка поссорились. Тянули тележку с затяжками. Замечтался Юрий, а Андрею показалось, что он ленится. И накричал. И назвал его шантрапой. Так обычно только Гусь презрительно обращался к слабым: «Шантрапа пузатая». Не выдержал Юрий, огрызнулся. До слез обидно стало, не знал, куда деть себя, хотелось все бросить и уйти из лавы. В этот момент и подоспел Потапов. Удивился:
— Ты чего такой хмурый? Час назад сиял, как солнышко, а сейчас хуже смерти самой. — И вдруг неожиданно спросил: — Ты на кладбище бываешь?
— Нет, не люблю.
— Я тоже, — согласился Потапов. — Зрелище мрачноватое, но увы, в нашей грешной жизни весьма необходимое. Тут человеческое «я» как в зеркале отражается. Вот примерчик для наглядности... Соседа на днях хоронили. Парня молодого, симпатичного. Пока был жив, всем был нужен. Умер — как обертку от конфеты выбросили. Даже похоронить поторопились. На поминках его друзья напились. Музыканты из-за лишнего рубля перессорились. Жена его уже с другим спуталась... Вот и спрашивается: за что так скверно жизнь поступила с тем парнем? Что он плохого сделал? Неужели он такой вот участи достоин? Конечно же нет. Не такой.
— К чему вы это?
— Да все к тому, что радоваться или печалиться нельзя без причины. Тот парень, видать, тоже хотел прожить жизнь так, без всяких на то причин. А что вышло?
— Врете вы все. Надоело.
— «Надоело»... — протянул Потапов. — А зря. К правде надо прислушиваться! Врет тот, кто правды боится. Вот ты, к примеру, матери врешь. Или я ошибаюсь?
— Ты мою мать не трожь, — неожиданно перешел на «ты» Юрий.
— Вон как заговорил! Это смело. — Потапов подсел к Юрию, положил руки на острые колени парня. — Ты не сердись, Юра. Я к тебе по-доброму. И желаю только хорошего. Тебя кто-то обидел, и крепко, а ты — на меня. Ну, и что выйдет? А выйдет плохо и для тебя, и для меня. Это ни к чему. Ведь я тебе худого не присоветую. Я не бригадир. Это он хитрит, а я человек бесхитростный. Что на уме, то и на языке.
— Почему же бригадир хитрый?
— А как же не хитрый! Ты вчера после смены остался? Остался. А почему? Бригадир распорядился. Звеньевые его приказ выполняют. Делать им это легко: не сами же остаются.
— Зря вы так. Бригадир себя не жалеет.
— А нас он жалеет? А тебя?.. То-то и оно! Так что, Юра, без причины ничего не бывает. Был радостным — десятку лишнюю подкинули. Стал грустным — накричали, обозвали лентяем, подлецом. А завтра?