— Ты знаешь, Саша, — заговорщицки, оглядываясь на жену, шепнул Сергей Михайлович, — моя старушка на склоне лет наконец-то научилась стряпать.
— Ты, Сергей Михайлович, заставляешь меня краснеть перед молодым человеком.
— От учеников я никогда еще ничего не скрывал... Так на чем же мы остановились? — вспомнил о разговоре старый учитель. — Ах да, мы говорили о Леониде. Значит, так и передай — недоволен я им... А впрочем, не надо. Пусть катается...
Сергей Михайлович, встретившись с настороженным взглядом Саши, догадливо кивнул головой, поднялся и подошел к книжному шкафу. Помедлив немного, открыл и вернулся к Саше с письмом в руке.
— Вот, прочти... На днях пришло. Отсылать в Москву не стал, знал, что сам приедешь.
— От Бориса?
— От него.
Письмо было коротеньким, всего на полстранички. Борис писал:
«Я все кругом обшарил и облазил, и все безрезультатно. А будучи в городе, заходил в контору леспромхоза, но там ничего не могли сказать путного. Может быть, могилу надо искать в другом месте? Может, Саша сначала расспросит своих родных? А потом пусть напишет. Буду ждать...»
— Ты ни у кого не спрашивал? — поинтересовался Сергей Михайлович.
— Сам хотел...
— Может, действительно поговорить и с братьями, и с сестрами? Может, кто-нибудь из них уже был т а м?.. А потом ко мне приди, посоветуемся.
Что ж, раз так советует поступить сам учитель, значит, он за эти полгода часто думал о том, как помочь Саше, и вот пришел к единственно верному решению.
— Спасибо вам, Сергей Михайлович. Я так и сделаю.
3
Леонид жил на окраине шахтерского поселка, на ее правой стороне, выходившей в обвалы, крутые и глубокие, как воронки, изрезанные узкими тропинками. На этом месте когда-то была шахта, еще сохранились полуразвалившийся террикон и покосившийся остов копра.
Здесь, в обвалах, всегда было шумно и весело. Летом в густых кустарниках и высокой траве ребята играли в прятки, а зимой катались на лыжах и санках. Много детских воспоминаний связывалось у Саши с этими обвалами, и перед тем, как зайти в дом к брату, Саша прошел по улице вперед, к краю одного из оврагов, посмотрел, как на лыжах и сайках резвится ребятня, не выдержал, попросил у раскрасневшегося мальца:
— Садись, дружок, прокатимся.
Санки у мальца были самодельные, с широкими полозьями. Сидеть было удобно, и Саша, упираясь ногами в полозья, прижав мальчика к груди, быстро и легко помчался вниз.
— Хорошо?! — крикнул он мальчику, и тот весело кивнул в ответ, и было видно, что он ничуть не боится быстрой езды.
— А вы здорово катаетесь, дядя, — не скрывая восторга, признался малец, когда они остановились.
— Да и ты не трус. Молодец.
— Айдате еще?
— В следующий раз, старик. Садись — подтолкну.
Мальчик уселся, крикнул: «Давай!» Саша подтолкнул его и, помахав рукою, побежал назад, к дороге. Перепрыгивая через две ступеньки, Саша взбежал на лестничную площадку третьего этажа и, смахнув с ботинок снег, позвонил.
— Входи, у нас не закрыто, — сказала Тамара, пропуская Сашу вперед. — Из бани, что ли?
— На обвалы бегал. На санках прокатился.
— Моих чертенят там не видел?
— Не заметил.
— Целыми днями пропадают. Как бы головы себе не свернули.
— Ничего. Я сам вырос на этих обвалах.
— Это и видно, — улыбнулась Тамара и пригласила к столу. — Садись.
— Да я Леонида подожду. Должен, поди, скоро прийти?
— Пора. Все сроки давно уже вышли. Опять задержался где-нибудь. Он ведь у нас такой деятельный.
Не успела проговорить, как вошел Леонид, тоже раскрасневшийся, с распаренным лицом.
— С горки катался? — улыбнулся Саша.
— Он каждый день катается, — ответила за мужа Тамара. — Только там, под землей... Да на собраниях разных.
— Что, и там ругают? — пошутил Саша.
— Нет, он ругает. Заместитель председателя товарищеского суда. Во — шишка на ровном месте, — засмеялась Тамара. — Молчишь? Разве не так?
Леонид улыбнулся, но ничего не сказал; молча раздевшись, подсел к столу. Тамара кивнула Саше:
— Важничает. Видать, кого-нибудь с песочком драли?
— Поди ты! — отмахнулся лениво Леонид. — Гость ведь у нас.
— Верно, — то ли всерьез, то ли в шутку призналась Тамара. — Это мы сейчас.
Она принесла вишневую настойку: «Как раз для непьющих», посидев еще чуток, ушла в спальню разбирать кровати.
Еще не пришли в себя от Тамариного голоса, не пригляделись друг к другу, как заявились «чертенята», почти погодки, старшему, Ваське, — девять, младшему, Сережке, — восемь. Ничуть не смущаясь дядиного присутствия, как будто он и не гость вовсе, пристали к отцу насчет лыж, обещанных уже давно, но Тамара быстро выставила их из кухни.