Для разрешения новой художественной задачи — соединения едкого сатирического смеха со светлым и радостным, Александров использовал самые разнообразные стилистические и жанровые средства. И при всем этом «Волга-Волга» воспринимается как органически целое произведение.
Начинается комедия музыкально-вокальной интродукцией в традициях старинных «парадов»:
«Вот Бывалов перед вами,
Бюрократ он исполинский —
Играет, играет
Его артист Ильинский.
Письмоносица Петрова,
Стрелкой все ее зовут —
Любовь Орлова, Орлова
Играет эту роль...»
Если запев, по мысли Александрова, должен служить ключом, раскрывающим стиль произведения, то эти неуклюжие стихи, сочиненные вроде бы бродячими артистами, положенные, однако, на приятную музыку, настраивая на веселый лад, вместе с тем дают лишь общий намек на жанровую природу картины, не проясняя ее до конца. Что обещают авторы? То ли водевильное представление, то ли народный, ярмарочный раешник?
Первые же сцены фильма с письмоносицей Стрелкой и Алешей Трубышкиным (артист А. Тутышкин) на плоту даны в ином — лирико-ироническом — ключе. Сохранена лишь некая общая фольклорная окраска, что-то от традиций народных представлений.
А далее следуют сатирические сцены с остроумными диалогами и эксцентрическими трюками.
Кабинет руководителя мелкой кустарной промышленностью Мелководска Бывалова. К нему рвутся посетители с претензиями на недоброкачественные товары. Бывалов отмахивается от них, ссылаясь на дела государственной важности:
«Ежеминутно жду вызова из Москвы и заниматься пустяками не имею времени».
Когда наконец некоторым удается прорваться к нему, Бывалов изрекает:
«Примите от этих граждан брак и выдайте им другой».
Бывалов звонит по телефону, но никто не отвечает. Тогда он выбегает на балкон и кричит кучеру, находящемуся рядом, в сарае:
«— Охапкин! Возьмите трубку.
— Зачем?
— Я буду с вами говорить по телефону».
Скверная слышимость вынуждает бросить трубку и снова перейти на непосредственное общение. Руководитель Кустпрома отдает распоряжение: «Заложить кобылу!» — чтобы ехать на паром за телеграммой.
В ней вместо ожидаемого вызова в Москву Бывалова просят направить туда, на Олимпиаду художественной самодеятельности, местные дарования.
Бывалов пытается передать на паром текст ответной телеграммы. Но у него пропал голос. Тогда он призывает на помощь водовоза:
«— Кузьма Иваныч, кричи: «Отвечаю» — вместе со мной.
— Отвечать вместе с вами?
— Да, да, а то у меня перехватило.
— Вы здесь столько делов натворили, а я буду вместе с вами отвечать.
— Дурак. Ты только кричи, а отвечать буду я.
— А-а, — догадался водовоз. — Я буду кричать, а вы отвечать. Согласен, — и громко затянул: «Бывали дни веселые...»
— Кричи теперь: «Совершенно секретно», — указывает Бывалов.
Водовоз повторяет:
— Кричи теперь совершенно секретно
— Да ты «кричи теперь» не кричи, — сердится Бывалов.
— Ага, значит, кричать теперь не нужно. А когда же кричать-то?
— Кричи теперь, только «кричи теперь» не кричи теперь, а кричи теперь «совершенно секретно».
— Кричи теперь, не кричи теперь... Секретно я кричать отказываюсь».
С помощью огромной толпы Бывалову удается «откричать» на паром «совершенно секретную» телеграмму:
«Соревновании участвовать не могу отсутствием моей системе талантов».
В следующих эпизодах «Волги» режиссер блеснул музыкально-эксцентрическими номерами.
Вот Стрелка пытается убедить Бывалова, что в Мелководске много талантов. Рассказывая о своих знакомых и показывая, на что они способны, она исполняет арию Татьяны «Я пью волшебный яд желаний». И слышит безапелляционное заключение Бывалова:
«— У нас никто так петь не может. Чтобы так петь, двадцать лет учиться нужно!»
Тогда письмоносица выступает с номером другого своего знакомого, Мишки-резчика, и пересказывает монолог из «Демона»:
«— Я тот, говорит, которого никто не любит и все, говорит, живущее клянет.
— Я на улице заниматься самокритикой не позволю!» — отрезает руководитель Кустпрома.
Пристроив колосья вместо усов, Стрелка лихо отплясывает лезгинку — номер Гришки-склейщика.
«— Это про других каждый врать умеет, — «разоблачает» ее Бывалов. — А вот что вы сами можете?»
И растерявшаяся Стрелка, не найдя аргумента, вынуждена признаться, что сама она ничего не умеет.
В качестве доказательств, что в городе есть таланты, на Бывалова обрушивается лавина самодеятельности. Этим оригинальным музыкально-эксцентрическим номерам даже трудно найти что-либо адекватное.
Бывалов зашел в ресторанчик. Обслуживающий его официант на мотив арии Ленского из «Евгения Онегина» и герцога из «Риголетто» превозносит достоинства старого дедушкиного кваса и жигулевского пива. Бывалов смотрит на официанта со страхом, как на человека, у которого «не все дома».
ка вопрос, есть ли в ресторане кто-нибудь еще, официант радостно отвечает:
— Конечно, есть. Вот — целый квартет.
Он отдергивает штору, и из-за буфетной стойки выскакивают четыре повара с огромными кухонными ножами, с поварешками и мисками в руках. Аккомпанируя себе на этом кухонном атрибуте, они исполняют комические куплеты:
«Пусть утихнет праздный говор,
Будто наш советский повар
Плохо делает обед...»
Одна из форм музыкальной эксцентрики «Волги» состоит в том, что, как и в «Веселых ребятах», герои играют на предметах обихода: на ложках и кастрюлях, на пиле, на бревне, на бутылках. Самодеятельные номера талантливы, неожиданны и убедительны... Но не для заведующего мелкой кустарной промышленностью. Сколько хлопот доставляют чинуше беззаветные служители муз, особенно если они не подчинены ему служебно. Ох уж эти таланты! Бывалов ищет помощи у представителя власти — милиционера.
— Сейчас вызову дворника, — говорит страж закона. Он подносит ко рту милицейский свисток, призванный пресекать нарушения, и выводит на нем колоратурные трели. В ответ распахиваются ворота, из них выскакивает дворник с метлой и лихо пускается в пляс.
Изобретательные и отточенные музыкально-эксцентрические номера «Волги» свежи и самобытны и в то же время органично связаны с драматургией фильма.
Наконец Бывалова приперли к стенке.
«— Что вы от меня хотите?» — взмолился он.
«— Я хочу, чтобы вы отправили лучших ребят на Олимпиаду в Москву». — отвечает Стрелка.
«—Отправить.... вас... в Москву? Не выйдет».
«— Будет лучше, если вы повезете в Москву наш оркестр», — подсказывает выход из положения Алеша Трубышкин.
«—Я повезу... Вот вы талант...»
Комические ситуации перемежаются сценами народного веселья. Возьмем дивертисмент «Свистопляски» или исполнение «Молодежной». Сколько радости, задора, народного лукавства рассыпано в картине! Из сюжета выжато все возможное, так что «Волга-Волга» может служить хрестоматией комедийных приемов.
Завершается фильм водевильной каденцией опять-таки в стиле ярмарочных представлений:
«Бюрократов таких, как Бывалов,
Может быть, и немного найдешь.
Но любой из пройдох и нахалов
На Бывалова очень похож».
Итак, демонстрируя в «Волге» завидное мастерство, режиссер прежде всего расширяет диапазон жанровых приемов и достигает прямо-таки комедийного универсализма. Забавные ситуации, смешные трюки, острая сатира, легкий водевиль, приятные песни, веселые пляски, изящная музыкальная эксцентрика, грубоватые шутки, умелое обыгрывание словесных штампов... В комедии есть все. И несмотря на это, в ней достигнуто, повторяю, органическое стилевое и жанровое единство. Эту целостность придала фильму общая фольклорная окраска, опора на традиции озорных ярмарочных представлений, проступающая и в драматургическом построении, и в обрисовке характеров, и в постановке комических номеров, и в названии... Как бы то ни было, а в целом получилось веселое, подлинно народное кинопроизведение.