– Если бы ты не сомневался, то не потащил бы меня сюда. Но что-то не складывалось, ты ведь и сам чувствовал! Эти увечья нанес не человек. Он признался бы в чем угодно в таком состоянии, потому что нестабилен и напуган. Он не знает ничего, кроме безотчетного страха. Разве так обычно выглядят люди, совершившие особо тяжкое?
– Да, если он и до этого был психом.
– Но он не был!
– Отойди от края, сейчас же, – приказал Баглер, но таким же тоном он мог бы сказать секретарше унести кофе, потому что он кислит из-за испорченного молока.
Теодоре захотелось наброситься на него с кулаками, потому что даже при всей суровости он сохранял беспристрастность и холодность. Ей было бы проще, если бы Баглер накричал на нее, проявил злость, как это делают все нормальные люди, как она сама делает. Теодора сделала несколько шагов назад и обернулась. Глаза Баглера замерли на ее подбородке, где наливалась кровью ссадина: подозреваемый все же сумел задеть ее наручниками.
– Знаешь что, этот человек – мой пациент, ведь ты пригласил меня не только как специального консультанта, но и врача. И как врач я заявляю, что он нуждается в срочной медицинской помощи. Ты не можешь арестовать его, пока не получишь результаты экспертизы.
– Ты сошла с ума? Ты открыто защищаешь убийцу.
– Я открыто защищаю подозреваемого, чья вина не доказана.
Вина. Подозреваемый. Она потянулась к поясу, но не нащупала сумки на месте. Взглянув на Баглера повнимательнее, заметила ее у него в руках и требовательно протянула ладонь.
– Дай мои вещи.
Она не стала ему ничего объяснять. Отыскав телефон, тут же набрала номер и, когда слегка удивленный знакомый голос поприветствовал ее, без предисловий затараторила, повернувшись к Баглеру спиной:
– Я нахожусь на месте преступления, мне очень нужна консультация. Ситуация такая: подозреваемый по делу об убийстве находится в состоянии шока, диагностирована астазия как следствие манифестации истерии и неспособность к принятию рациональных решений, а также нарушение артикуляционной моторики. Имеет ли полиция право арестовывать этого человека или, согласно закону, ему обязаны предоставить право на госпитализацию?
– Есть прямые доказательства вины подозреваемого?
Теодора замялась:
– Есть орудие убийства, принадлежащее ему, но результаты экспертизы еще не пришли.
– А сам он что говорит? Или он не говорит?
– Смысла в его словах мало, но… он как будто признал вину, но звучало это как бред сумасшедшего. Я точно знаю, что это был не он, Роман. Этому человеку нужна помощь. Неужели нет никакой лазейки?
– В такой ситуации… Боюсь, что нет, Теодора. Он безусловно имеет право на медицинскую помощь любого характера, но его обязаны поместить под стражу.
– Ясно, – выдохнула она в трубку.
– Где ты сейчас? У тебя там как-то шумно.
К вечеру серость начала растворяться в мягких лучах предзакатного солнца. Они уже не были яркими, но кое-где, отражаясь от ледяных скал, слепили, вынуждая прищуриваться. Ветер усилился. Он ревностно трепал одежду и волосы, как будто злился, что кто-то нарушает покой его острога, шумел в трубке, нарочно создавая помехи.
– Боюсь, мне пора. Спасибо за консультацию. Еще поговорим об этом позже.
– Конечно. Будь осторожна.
Он первым повесил трубку, а Теодора удивленно взглянула на потемневший экран. С чего бы Роман вдруг стал беспокоиться о ее благополучии? Она не успела дать мысли вырасти и подавила ее в зародыше, услышав, как неловко шагает по льду Стиг. Он победил. А ей захотелось сбежать. Оказаться как можно дальше отсюда. Не видеть, не слышать…
– Он убийца, Теодора, – вздохнул Баглер со спокойным равнодушием человека, который заранее знал, что победит. – Поехали домой. Ребята разберутся с телом и привезут тех, кто может выступить свидетелями, в город.
– Он потерпевший. Я знаю, о чем говорю. Ты же строишь гипотезы.
– И что же, хочешь сказать, это волк украл у него серп и зарезал жертву, так, что ли?
– Не смей шутить о таком!
Баглер вгляделся в ее белое лицо.
– Где ты видела это прежде?
– Что?..
– Ты сказала, что уже видела такие раны. Где? У кого?
Она застыла. Но на вопрос все же не ответила, хотя Баглер был первым, кто открыто спросил ее об этом за столько лет.
– Поступай, как велит тебе твой закон, Стиг. Но помяни мое слово, сломанная жизнь этого человека будет на твоей совести.
Теодора приблизилась к Баглеру, выхватила кошки у него из рук и двинулась обратно к хижине.
– Нет, мама, я не могу приехать… Не на работе. Но не приеду… Нет, ты услышала правильно. Позвони отцу. Если что-то срочное, говори сейчас… Мы оба знаем: случись что-то страшное – ты была бы уже здесь… Нет… Мы не будем говорить об этом снова, ты просто сходишь с ума… Нет, с чего бы ей быть здесь? Ее зовут Теодора, мама, и не смей говорить о ней в таком ключе, вы даже не знакомы… Нет. Это все, о чем ты можешь думать? Что-то еще? Я должен идти… Нет, я не приеду… Нет. До свидания, мама.