Его счастье длилось недолго. Следующая ночь превратилась в многочасовой засасывающий кошмар. Словно живое существо, его сны оправились от ядовитой инъекции зелья, выработав защиту, и приняли новый облик.
Закрывая глаза, Гарри моментально погружался в запутанную сеть удушливых сновидений, в которых жалобный, надломленный голос просил освобождения, и затем просыпался с ломотой в висках на влажных от пота простынях, разинув рот в безмолвном горестном крике.
Все его мысли сосредоточились на Воскрешающем камне, Гарри начал считать часы до возвращения в Хогвартс. Узнав от профессора Морисона, что Хагрид не успевает вернуться к началу нового семестра и неделю его не будет, Гарри впал в настоящее отчаяние. После торжественного ужина Гарри ускользнул от друзей и долго стоял на опушке Запретного леса, прислушиваясь к своим ощущениям. Голос, изводивший его по ночам, молчал, а попытки вспомнить путь к месту бывшего лагеря Пожирателей не увенчались успехом.
Гарри дошел до того, что стал бояться спать, по утрам заливался кофе и зельями, стимулирующими нервную систему, а вечером засиживался до последнего в гостиной за книгами, делая задание на другие дни, чем немало удивлял Рона и Гермиону. Из-за недостатка отдыха ему не удавалось сосредоточиться на уроках, тренировках, он стал раздражаться по любому поводу, срываться на друзьях, однокурсниках и любимой девушке.
Он жил надеждой увидеть Хагрида, перечитывал его последние письма, описывающие приключения по дороге в Румынию, где теперь обитал Грохх. Гарри представлял, как они вместе отправятся в Запретный лес, где из-под снега и земли он выудит маленький черный камень.
И жалобный голос исчезнет из его снов.
Спотыкнувшись на ровном месте, Гарри едва удержал равновесие и пораженно замер. В пустом коридоре возле окна стоял Малфой. На секунду Гарри показалось, что его фигура резко дернулась, словно от неосторожного движения невидимого кукловода, натянувшего нити слишком сильно. Гарри на всякий случай провел ладонью перед глазами, но слизеринец не исчез.
«Может быть, это новая разновидность моих кошмаров? Галлюцинации наяву».
— Малфой?
— Поттер, — Драко вежливо кивнул, не поворачивая голову.
Гарри из любопытства подошел к Малфою и заглянул в окно. Во дворе резвились младшие курсы, устроившие игру в снежки. В снежном побоище участвовало не меньше двадцати учеников. Несколько страшекурсников, среди которых Гарри узнал Гермиону, Рона и Невилла, снисходительно глядели на них, пока один из снежков не попал Рону в лицо. Гермиона, смеясь, попыталась удержать его, но Рон не поддался ее слабым попыткам. Слепив гигантский снежок, он с меткостью игрока в квиддич залепил снежком в одного из мальчишек. На Рона и остальных старшекурсников обрушился град ответных снежков. Старосты сбросили налет официальности, другие старшекурсники — взрослую напыщенность и с готовностью бросились в игру. На третий этаж за двойное толстое стекло не проникали звуки, но Гарри готов был поклясться, что двор сейчас сотрясается от смеха.
Острая грусть, смешанная с обидой, заставила его отвернуться от окна и увидеть знакомое выражение тоски в глазах сидящего напротив Малфоя. Проследив за направлением его взгляда, Гарри увидел Невилла, который подхватил на руки весело отбивающуюся Гермиону и вместе с ней упал в ближайший сугроб.
— О чем тоскуешь, Малфой?
Драко отвернулся от окна, грустное выражение уступило место привычной насмешке.
— Я отвечу, если скажешь, откуда столько страха в твоих глазах.
«Откуда он узнал?»
— Я и без тебя знаю ответ на свой вопрос.
— Зачем тогда спрашиваешь? — лениво удивился Драко.
— Хотел убедиться, что рассказ Гермионы мне не привиделся. В чем в последнее время я не уверен.
— Что она тебе рассказала? — процедил сквозь зубы Малфой.
Угрожающее дребезжание оконных стекол отвлекло Гарри, но затем он повернул голову к Малфою и внутренне поежился от взгляда его злых черных глаз.
— Если разобраться, то ни единого факта, — резюмировал Гарри, вспоминая. — Я так и не понял, каким образом между вами сложились иные отношения.
— Не твоего ума дело, Поттер.
— Согласен, — с закрытыми глазами кивнул Гарри. — Но если я еще раз увижу на ее глазах слезы, появившиеся из-за тебя, то пеняй на себя. Знаю, сейчас ты будешь говорить о пустоте моих угроз…
— Об их бесполезности. Я постараюсь, чтобы больше из-за меня она не проронила ни слезинки. Но за вас с рыжим не могу ручаться.
«Нашелся благодетель!» — ревниво подумал Гарри.
В его голове не укладывалось, как разумная во всех отношениях Гермиона могла влюбиться в бывшего Пожирателя и того еще засранца.
«Никогда мне не понять женского сердца и разума», — решил Гарри, а вслух произнес:
— Не знаю, почему ты скрываешься, но лучше не попадайся Гермионе на глаза. Сейчас она страдает, но без тебя ей будет лучше.
— А меня здесь и нет, Поттер.
Перед глазами Гарри появилась сотканная из звездного сияния пелена, и измученное сознание без боя сдалось ее опасному очарованию. Гарри очнулся в своей постели спустя полчаса с сомнительной уверенностью, что разговором с Малфоем ему приснился.
Стремительно приближалась ночь, и единственным утешением Гарри оставалась мысль, что время до возвращения Хагрида так же стремительно сокращается. Стрелки часов двигались ужасающе медленно, их равномерный ход вызывал сонливость, и сколько Гарри не крепился бодрящими зельями, он уснул.
Вместо удушающей темноты и голоса, выворачивающего наизнанку, появились лица родителей.
— Найди его, сынок, время уходит! — сказал Джеймс Поттер, глаза за очками наполнились грустью.
— Милый мой, послушай отца. Не жди больше ни минуты, это опасно!
— Но почему, мама?
— Я не могу ответить. Поторопись, Гарри, нельзя опоздать. Мы покажем путь.
*
Что бы ни думала Гермиона вначале, ей не стало легче от отсутствия Малфоя. Но и твердой уверенности, что ежедневное лицезрение его на совместных уроках и трапезах вызвало бы положительные эмоции, не было.
Школьная жизнь Гермионы осталась прежней, зато вечера, когда-то наполненные робким радостным ожиданием, медленно превращались в рутину: яркий белоснежный свет не вел навстречу приключениями и человеку, который заполнял когда-то все мысли. Чувства к Гриму не угасли, их заслонила обида, настолько сильная, что стала похожей на ненависть. Гермиона считала, что искренне ненавидит его имя, внешность, голос и даже глаза с пугающей искренностью чувств в глубине.
Первое объявление в газете о его смерти показало бесплодность попыток убедить себя в том, что ее чувства были миражом. За две недели в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году Гермиона увидела то, что предыдущие месяцы Малфой был с ней самим собой. В его поступках, реакциях на события, словах и движениях она узнавала «своего» Грима. Закрывая глаза и слушая тихий голос Драко, Гермиона возвращалась в прошлое и любила его по-прежнему.
А потом — правда о предназначении Грима, которая буквально раздавила Гермиону. Догадки, основанные на кровавых пятнах на мантии и статьях в газетах, оказались малой частью кошмарной тайны. Гермиона закрыла глаза на убийство Фенрира Сивого, но на жизнь, посвященную убийствам, не могла.
Любить Малфоя было страшно.
Просыпаться с мыслями о нем — неправильно. Оправдывать и пытаться понять — аморально. Он убивал преступников. Но убийство оставалось убийством. Осколки души не склеить, не вернуть.
Желание спасти его было несбыточным. Но глупая надежда жила в сердце.
Убедившись, что ничего не забыла, Гермиона закрыла чемодан и запихнула его в расшитую бисером сумочку. В десять часов в «Кабаньей голове» Гермиона встретится с Малфоем и вместе с ним отправится в Малфой-менор.