А потом Гермиона почувствовала осторожное прикосновение прохладных ладоней.
— Не отталкивай меня, Гермиона, — попросил Драко, в его голосе слышалась вина. — Я был не прав. Ты многое перенесла сегодня, а я, поддавшись собственным эмоциям, пытался заставить тебя отступиться прямо здесь и сейчас.
Драко усадил Гермиону себе на колени и обнял, заставляя уткнуться ему лицом куда-то в шею.
— Я забыл о знаменитом упрямстве гриффиндорцев. Семь лет изучал врага, и такая непростительная ошибка! — попытался пошутить Драко. — Я не хочу, чтобы ты жертвовала собой ради высоких целей. У тебя впереди вся жизнь, живи и наслаждайся ею, а о том, чтобы твой мир не рухнул, позабочусь я.
— Это и твой мир, — судорожно произнесла Гермиона.
— Мой мир лежит в другой плоскости, — возразил Драко. — Посмотри на меня.
Продолжая всхлипывать, Гермиона отняла ладони от лица и взглянула в глаза Драко.
— Извини меня.
Гермиона вздохнула и упрямо помотала головой из стороны в стороны, но позволила себе улыбнуться одним уголком губ. Малфой улыбнулся в ответ. Его лицо было так близко, что Гермиона видела, как его губы растягиваются в улыбке, а выражение темных глаз смягчается. Драко медленно наклонился, заставляя их лбы соприкоснуться, и закрыл глаза. Его левая рука осталась покоиться на ее спине, а правая нашла ладонь и крепко сжала.
От Драко исходили успокоительные волны. Гермиона ощущала, как они проникают в нее, замедляя сердцебиение и дыхание, унимая слезы.
Они просидели так довольно долго. Свеча успела догореть наполовину, а часы в столовой — пробить полночь.
— Хвала Мерлину, этот ужасный день закончился, — произнесла Гермиона, не открывая глаз.
Она давно успокоилась, но не делала попыток освободиться из объятий Малфоя.
— Даже самым темным дням наступает конец, — согласился Драко.
— Я, наверное, отсидела тебе колени.
— Возможно.
Гермиона неловко перелезла с его колен на соседний стул.
— У твоей силы есть границы?
— Не уверен. Я стал сильнее за последние месяцы. Раньше я не смог бы поделиться своими эмоциями.
— Расскажи мне, как ты стал Гримом, — попросила Гермиона.
— Ты уверена, что хочешь начать новый день с этого?
— Филипп советовал мне поговорить с тобой прежде, чем сделать окончательные выводы, но я не хотела. Тогда не хотела, — уточнила Гермиона. — Но после вчерашних событий я взглянула на твои силы под другим углом. Если бы не твои силы, якобы предназначенные лишь для искоренения зла, то Рон бы погиб. Я сама была мертва еще в сентябре, по крайней мере, моя душа. Телом бы завладел демон. Остались бы умирать в Тарбете Кристиан, Моника, Хосе, Майкл и Френсис. И тот раненый мальчик, которого ты принес в Больничное крыло, когда в Хогвартсе был открыт ящик Пандоры. Эти люди живы благодаря тебе. Мое резко однобокое отношение к предназначению Грима долго не позволяло увидеть картину целиком.
В Вэст-Ориндже я страшно злилась на тебя из-за обмана. Но понимала, что моя ненависть к Драко Малфою, моему однокурснику, неумолимо тает под влиянием того человека, которым ты стал и которого я узнала. Когда ты исчез, я сходила с ума от беспокойства, и сила моей реакции злила меня. А позже Филипп рассказал мне правду о Гриме. Помнишь, однажды мы говорили о разновидностях «правды»? Это была «правда, убивающая в человеке всякое желание жить». Я решила порвать все связи с тобой. Но не получилось.
Гермиона замолчала на несколько секунд и с трудом закончила:
— Меня слишком тянет к тебе.
Драко долго молчал, а потом протянул Гермионе свои ладони.
— Я не буду оправдываться за содеянное, его не изменить. И, видит Мерлин, за все, что я сделал и сделаю, в свое время я буду расплачиваться. Но я не хочу, чтобы ты считала, будто я стал Гримом из-за могущества и чудесных сил. Я покажу тебе свои воспоминания и постараюсь передать свои эмоции в те или иные моменты. Ты когда-нибудь использовала легилименцию?
— Я знаю теоретические основы.
— Лучшей ученице Хогвартса будет нетрудно ими воспользоваться. Я полностью откроюсь перед тобой.
Внутри Гермионы разгорался и трепет, и страх перед тем, что она сможет увидеть в голове Малфоя. Она колебалась всего секунду, прежде чем произнести:
— Легилименс!
Зрачки Драко расширились, они разрастались и разрастались, пока их чернота не поглотила Гермиону.
Окружающая обстановка показалась Гермионе знакомой. За барной стойкой старый Том с широкой беззубой улыбкой принимал заказы, не забывая следить за многочисленными посетителями в зале, многие из которых были изрядно навеселе.
За столиком в углу сидел Малфой. В знакомом жесте раздражения он тарабанил по столешнице пальцами, выбивая одному ему известный ритм. Наконец, когда он готов был покинуть «Дырявый котел», то услышал незнакомый голос:
— Можно присесть?
Перед ним стоял высокий человек, закутанный в черный плащ. Лицо скрыто капюшоном, руки — в черных кожаных перчатках.
Гермиона с двояким чувством смотрела на то, как Грим разговаривает с Малфоем. Она ощущала сомнения Драко, затем недоверие и, наконец, угрюмое раздражение.
— Я достаточно видел, что с людьми делает власть, — медленно произнес Малфой. — Не каждому дано справиться с ней, не став ее заложником. Я не хочу того, что вы предлагаете мне.
Драко встал, бросив на стол несколько галлеонов за выпивку, и направился к выходу. Без сожаления.
— Это твой единственный шанс. Остановись. Ты умрешь сегодня.
Малфой не остановился, несмотря на липкий страх, сжавший сердце когтистой лапой. Смутное предчувствие не покидало его, пока он шел по Косому переулку, игнорируя косые взгляды редких прохожих. Дождь стал его успокоением. Мерный стук капель о каменную плитку успокаивал расшатанные нервы.
— Стойте! Вы арестованы!
Гермиона обернулась одновременно с Малфоем из воспоминания, чтобы увидеть трех мужчин, лица которых весь ноябрь печатали на передовых страницах «Ежедневного пророка».
Короткий бой, яростный и злой, и Малфой лежал на земле. Гнев и безысходность сменились страхом, почти ужасом, а затем обидой. Он столько не успел увидеть, сделать, сказать, почувствовать.
Они долго избивали Малфоя.
Гермиона закрыла глаза, чтобы не видеть, как безвольно трепыхается тело Драко под ударами.
— Может, он уже того, помер? Вообще ж не орет.
Гермиона открыла глаза. Мир вокруг распался на две части: она видела троих убийц и призрачный силуэт Грима, которого здесь не могло быть.
«Я предупреждал! Но ты еще можешь передумать», — услышала она голос Грима. Малфой захохотал страшно, надломлено.
«Я не хочу умирать!»
— Дьявольское отродье, — в ужасе произнес Стамп.
— Тварь! — с ненавистью сказал Гавейн Робардс и сплюнул. — Авада…
«Ты согласен на сделку?» — произнес голос Грима.
— Кедавра.
«Да!»
Малфой из настоящего попытался вытолкнуть Гермиону из собственных воспоминаний, но она усилила мысленный напор, словно клещами вцепляясь в его воспоминания. С трудом, но ей удалось преодолеть его сопротивление, и она очутилась в новом воспоминании.
Гермиона смутилась, увидев обнаженного Малфоя в ванной комнате. Его тело почти полностью покрывали багровые заплывшие синяки, засохшие кровоподтеки и царапины. Одна сплошная рана.
Драко вцепился руками в голову, и Гермиона услышала голос Грима. Но ей не удалось разобрать слова, Малфой усилил сопротивление. Воспоминания калейдоскопом лиц, пейзажей, обрывками эмоций закружали перед ее глазами: эльф-домовик, платформа 9 и 3/4, Астрономическая башня Хогвартса, тишина и покой зеленого леса, чужие эмоции в голове, оборотень и его жертва, боль первой в жизни трансформации.