И зло — адская скручивающая боль, сравнимая с Круциатусом.
Бой с оборотнем из сна Гермионы. Глубокое удовлетворение видом поверженного врага. Крики мракоборцев, затем Малфой-менор, поздравления матери с днем рождения и отчаянное желание, чтобы она не заметила кровь на его руках.
Калейдоскоп замедлился.
Зайдя в свою комнату и наложив полог тишины, Драко с отвращением сбросил промокшую от крови мантию, обнял себя руками, размазывая по белоснежной рубашке кровь оборотня, и грузно осел на пол.
Его первое убийство.
Отвращение к самому себе.
И Драко закричал…
Тоннели темных зрачков Малфоя снова проявились, и Гермиону выдернуло из воспоминания. Она обнаружила себя распластавшейся на полу в темной комнате — свеча погасла, огонь в камине догорал. Из темноты выплыла высокая фигура Малфоя, темные глаза на перекошенном от ярости лице горели опасным огнем.
Это был не Малфой из воспоминания, это был Малфой, каким его изуродовала сущность Грима.
— Ты не имела права! — кричал Драко. — Не должна была заставлять меня показывать тебе это воспоминание. Зачем?
— Мне надо было знать, что ты чувствуешь, убивая.
Драко отвернулся от нее.
Гермиона с трудом поднялась, выпутываясь из халата, который при падении спал с плеч, задевая руками осколки разбитой посуды и остатки еды — не осталось ни одного целого столового прибора.
— Ты показал мне, почему стал Гримом. И я понимаю тебя. Но я хотела знать, что ты чувствуешь, убивая. Что-то кроме удовлетворения, насыщающее твоего внутреннего зверя. Насыщающее Грима. Я хотела знать, что чувствует Драко Малфой.
С затаенной тревогой Гермиона наблюдала, как Малфой оборачивается и смотрит на нее своим тяжелым взглядом, на дне которого плескалось темное, первобытное, пугавшее своей интенсивностью желание. Драко сделал шаг вперед, заставляя Гермиону пятиться, пока она не уперлась спиной в край стола.
От Малфоя исходила сила. Гермиона физически ощущала ее тягучее прикосновение к своей коже.
Драко молниеносным движением протянул руку и грубо схватил ее за подбородок. Гермиона удивленно вскрикнула, ее руки автоматически взлетели, и она ударила его в грудь кулаком.
— Отпусти меня, — дрогнувшим голосом потребовала Гермиона, чувствуя его горячее дыхание на своей коже, запах его парфюма и мускусный запах его тела.
— Даже сейчас, — тихо произнес Драко, — в определенные моменты я ненавижу тебя, Гермиона.
— Это взаимно, Грим.
Его хватка на ее подбородке ослабла. Он схватил ее за бедра, приподнял, вынуждая сесть на стол и раздвинуть ноги, и сразу же занял позицию между ее бедер, зарываясь лицом в ее волосы.
Гермиона сдавленно ахнула, ощущая его тело так мучительно близко.
— Меня зовут Драко. Не Грим, — зло прошептал он, на миг болезненно сжимая волосы на её затылке.
— Нет, — с вызовом произнесла Гермиона и вонзила ногти в его плечи, почти надеясь увидеть выступающие кровавые пятна на шелковой ткани его рубашки.
Из горла Малфоя послышался приглушенный рык. Драко смотрел на нее несколько томительных мгновений, будто принюхивался к чему-то. Крылья его носа трепетали. В голове Гермионы промелькнула мысль о его животном обонянии и о ее собственном возбуждении, которое он не мог не почувствовать.
Беспокойство. Предвкушение. Похоть.
Драко провел большим пальцем по ее нижней губе.
— Ты скажешь моё имя.
— Нет!
К её негодованию, он снова ее не поцеловал. Вместо этого Гермиона услышала, как рвется ткань ее пижамных штанов и нижнего белья. Громкий вздох.
Их ненависть и любовь столкнулись. Между ними не было нежности, ласковых и трепетных прикосновений. Драко прикусил ей шею и содрал с неё остатки одежды. Запах её возбуждения всё усиливался, Гермиона ёрзала на столе, прижимаясь к его члену. Даже сквозь штаны он чувствовал её влажность.
Твою мать, Грейнджер!
Проведя рукой от затылка к груди, он больно сжал её сосок и спустился вниз. Большим пальцем лаская её клитор, он медленно ввёл в неё палец. Тугая. Влажная. Податливая.
Стон. Откинулась назад.
Ускорив темп, добавил второй палец. Когда её дыхание участилось, а мышцы начали сокращаться, он быстро сдёрнул с себя штаны свободной рукой и резко в неё вошёл.
Боль. Вскрик. Наслаждение.
— Ещё! — полувскрик-полустон Гермионы сорвал ему голову, и он начал яростно в неё вколачиваться. Боль внутри неё перемешивалась с ярким и животным наслаждением, и это подхлёстывало его всё больше. Она опёрлась на руки и пятки, периодически соскальзывающие со стола, и двигалась ему навстречу. Драко подхватил её под бёдра и за затылок, насаживая её всё глубже и резче. В один момент она выгнулась и замерла. Рот приоткрылся в беззвучном крике.
Я… Сейчас…
Он вышел из неё. Сквозь мутную пелену сознания до неё донёсся голос Драко:
— Назови моё имя.
— Я… ммм… Малфой, пожалуйста!..
— Имя!
Она попыталась придвинуться, но он отошёл.
Негодование. Невысказанная мольба.
Не смотри на меня так, Грейнджер!
Он перевернул её животом вниз, пригнул к самому столу, раздвинул ей ягодицы и уткнулся в неё членом.
— Ну же, Грейнджер, это всего лишь моё имя!
Ввёл головку и снова вынул, когда она подалась назад. Шлёпнул её по заднице.
— Имя, Грейнджер!
Драко, пожалуйста!..
— Нет, скажи это вслух.
Он снова вошёл и начал двигаться так мучительно медленно, что она не выдержала.
— Драко, ну пожалуйста, ДРАКО!
Он заполнил её так резко и до конца, что у неё перехватило дыхание. Знакомые и такие желанные волны возбуждения снова начали накатывать, сжимая его член всё сильнее, вводя их обоих в сладкое безумие.
Драко так и не поцеловал ее. Зато Гермиона произнесла его имя. Ещё дважды.
========== 26 глава. Rebirth ==========
For you, for you
I would bring down the heavens on this earth
For you, for you
I would even trust the devil for rebirth
Ради тебя, ради тебя
Я бы обрушил небеса на эту землю.
Ради тебя, ради тебя
Я бы даже доверился дьяволу ради возрождения.
Poets Of The Fal — Rebirth
Марсела Меццоджорно разгладила несуществующую складку на платье и, наверное, в сотый раз за день взглянула в зеркало. Длинные черные волосы были уложены в высокую прическу, как у кузины Алисии, мочки ушей оттягивали бриллиантовые серьги, худую девичью фигуру облегало тяжелое платье из золотой парчи.
«Я не обладаю и сотой долей красоты Алисии», – горько решила Марсела.
Сколько она себя помнила, Алисия была недостижимым идеалом. Ее длинные волосы отливали на солнце золотом, голубые глаза в обрамлении длинных ресниц сияли внутренним светом, фигура позволяла выглядеть соблазнительной в любой одежде. В ноябре Алисии исполнилось девятнадцать, и она была самой завидной невестой их круга.
Марселе через две недели исполнится пятнадцать. Ее трудно назвать симпатичной или милой, она маленького роста, худая и нескладная, с большими серыми глазами, которые отец, шутя, называл глазами испуганного олененка. В ее возрасте Алисия была красавицей, а не тощей девчонкой.
До недавнего времени старшая кузина и вовсе не замечала Марселу, ее восторженно-обожающего взгляда, но после одного декабрьского дня возненавидела сестру до глубины души. До недавнего времени про Марселу редко вспоминали.
Все началось в ноябре, когда Марсела впервые узнала о существовании Анабель Меццоджорно (старшей сестры ее матери) и о ее смерти, подслушав разговор собравшихся родственников в кабинете деда, который свято верил, что одному ему известно о потайной комнате. Сквозь специальное зеркало Марсела видела обеспокоенные, но не расстроенные лица, никто не интересовался, нашли ли убийц, где и кто похоронил их сестру, дочь, свояченицу. Беспокойство сводилось к единственному вопросу: «Кому достанется дар Анабель?» Родственники спорили, в ярости тыкали пальцами и волшебными палочками в гобелен, на котором раскинулись ветви генеалогического древа семьи Меццоджорно, кричали о правопреемственности поколений и гендерном аспекте. В конечном счете, они пришли к выводу, что магический дар покойной Анабель достанется ее старшей племяннице – Алисии. Осталось дождаться, когда семейная реликвия, украденная паршивкой Анабель, как называл ее дед, вернется в их дом.