В глазах Гермионы плескался испуг, но она твердо взяла Драко за руку и жестом указала, что надо продолжать путь. Ее ладонь была холодна и мелко дрожала, и Малфою стало чуточку легче от того, что не одному ему стало страшно.
Деревья в лесу изменились. Изломанные и искривленные, с черной корой, они достигали шестидесяти футов в высоту. Вместо листьев на них были толстые шипы, на концах которых выступали капли блестящей смолы. Драко случайно оступился и сошёл с тропы, и дерево, росшее у края, словно ожило. Одна из ветвей, стремительно удлинившись, метнулась к Драко. Он успел отшатнуться, но шип вскользь коснулся его и разодрал рукав кожаной куртки.
— Ты не поранился? На шипах мог быть яд.
— Нет. Но надо быть осторожнее и не сходить с тропы. Будем идти друг за другом. Я впереди.
Малфой давно потерял счет времени. Но тропа не заканчивалась, тускло блестя серебристой лентой. Лес становился гуще и темнее, деревья — выше. Их спутанные ветви начали закрывать небо, лунные лучи слабо проникали сквозь них. Гермиона достала фонарь, но его слабый свет не рассеивал сгустившуюся тьму. Наконец, пришел момент, когда ветви полностью загородили свет. Тропа на миг блеснула и погасла.
В наступившей тишине четко слышалось их дыхание, а потом появились новые звуки: будто трескалась земля.
— Огнемет! — закричала Гермиона.
Пламя ручного огнемета взметнулось оранжевой струей, поражая первого инфернала. Мертвая плоть чернела и трескалась, соприкасаясь с очищающим огнем. Из-под земли появлялись новые и новые трупы, ползущие к живым людям. Мертвецов было слишком много. Запалов двух огнеметов не хватило, и, когда, чихнув дымом, погас последний, Драко повалил Гермиону на землю, закрывая ее своим телом.
Он чувствовал, как холодные липкие руки рвут его тело. Трупный смрад забил нос, и Малфой отключился.
Открыв глаза, он снова оказался на опушке леса. Один.
Мир вокруг стал черно-белым. Некогда желто-багряный ковер листьев под ногами разнился оттенками серого. Небо было маслянисто-черным, а две луны и звезды настолько ослепительно-белыми, что их сияние резало глаза.
«Искатель ключа!» — раздался бесплотный голос в голове Драко.
— Кто вы? — выкрикнул Малфой в черно-белый мир.
«Я Ключ».
— Вы живой?
«Нет. Зачем ты пришел? Поживиться? Что тебе надо — власти, богатства?»
«Спасти отца», — подумал Драко, не успев произнести ответ.
«Ты иной. Мои догадки оказались верны. Ведь ты похож на меня. В тебе также существуют сила семи разных магических существ, — в бесплотном голосе мелькнули оттенки эмоций. — Сила великана, трансгрессия эльфа, магия без носителя гоблина, анимагия оборотня, левитация вампира, эмпатия вейлы и способность входить в потусторонний мир от человеческого мага. Источник твоих сил внутри, не заемный, как у меня. Я помогу тебе».
«Подожди, со мной девушка. Не дай ей умереть».
«Кто она?»
«Я люблю ее».
Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем голос появился вновь.
«Только на этот раз. Ее сердце отравлено. Она плохой человек.
А теперь внимай».
*
Я давно не созывал общего собрания Ордена. Без малого восемь лет прошло с нашей последней встречи на юге Франции, где была устроена настоящая резня. Обезумевшая магическая ячейка «выкашивала» маглов целыми деревнями. Столько насилия, безвинно пролитой крови сделали огромную брешь в Завесе. Демоны захватили тела безумных магов, и вакханалия закружилась в новом ужасающем ритме. Потребовались все объединенные силы Ордена, чтобы предотвратить катастрофу.
Хвала Мерлину, за последние восемь лет серьезных прорывов не случалось. Обычные рядовые случаи сопровождали каждое крупное военное действие, но сферы нашего влияния в Европе были четко поделены, и инциденты довольно быстро решались. В объединении сил пока не было нужды.
Однако вчера я получил весть от старейшего члена Ордена — старика Альберта Меццоджорно. Он был не только самым старым, но и самым странным из их семерки. Возможно, дело было в его цыганском происхождении, даре прорицать будущее и общаться с потусторонним миром. Однажды он сказал, что был за Завесой. Его прорицания день от дня становились туманнее, но были по-прежнему точны. Хотя некоторые из них удавалось расшифровать уже после их осуществления в настоящем. Безумен старик или нет, было спорно. Но его ум оставался по-прежнему цепок.
Он сам ушел с поста Магистра и передал его мне со словами: «Ты много добьешься на этом поприще. То, что ни один из нас не сможет сделать. А моему сынку нельзя доверять перстень Магистра. Он тщеславен и глуп, и род наш исчезнет. Перейдет в ветвь его безголовой женушки. Среди моих потомков будет мало достойных, но они будут в Ордене».
Во вчерашнем послании был завуалированный намек о надвигающейся катастрофе. Альберто просил созвать Совет, но прежде переговорить со мной наедине.
Я размышлял об этом, путешествуя верхом с моим слугой Хонасом, на пути в Аямонте — крепости, где последний месяц жил старик Меццоджорно. Я мог бы воспользоваться трансгрессией, но не был ни разу в его новом обиталище. Использование портала было еще более опасным. В стране свирепствовала Святая Инквизиция.
Магическое правительство европейских стран бездействовало. Пока некоторые маги наслаждались сгоранием на костре, государственные власти смотрели сквозь пальцы, потешаясь вместе с остальными магами невежеству маглов. Но кроме сжигания маглы стали пытать, казнить, используя повешение, четвертование. Среди пойманных еретиков и колдунов не столько даже инквизиторами, а теми самыми невежественными обывателями глухих деревень, стали появляться грязнокровки или полукровки с проснувшимся даром. И Правительство решило вмешаться. Но теперь они спорили о степени воздействия на маглов, согласовывали расходование средств из казны. А волшебники гибли.
Размышляя о бездействии властей, я незаметно для себя оказался в убогой деревеньке возле местного трактира. Возле него стояла омерзительная грязная клетка. В ней, скрючившись в две погибели и закрыв голову руками, сидело какое-то человеческое существо в грязных оборванных лохмотьях. Некоторые из деревенских жителей вяло швыряли в узника гнилыми овощами, а кто-то из детей повадился кидать камни, острые края которых наносили урон позначительнее.
Мы со слугой спешились, но нас мало кто заметил. Внимание жителей деревни было полностью отдано женщине лет пятидесяти, кричавшей о мракобесии, ведьмах, подмененных демонами детях. Она вопила мерзким голосом, указывая длинным пальцем с грязным ободранным ногтем на пленника в клетке.
— Позвала ее помочь невестке родить! А она “Выйти всем, Рита, — говорит, — повитуха не то делала. Почему раньше не позвали?” видишь ли! Но я подсмотрела в щель. Сияние из рук ее шло, и это мерзкое дитя появилось на свет. Не иначе как демону нерожденную душу она отдала и в богомерзкое тело дитя вложила. А невестку мою осквернила, как она теперь, горемычная, жить должна с таким-то позором? Ведьма!
— ВЕДЬМА! — согласно заревела толпа, и град камней ударил по клетке.
Мне удалось подобрать ближе и разглядеть в пленнике молодую окровавленную девушку. Ей удалось открыть один заплывший глаз. Я поразился необыкновенной зелени глаз, как ее зрачок захватил меня. Я окунулся в ее воспоминания. Увидел умирающую роженицу, то, как пленница с помощью целебной магии вдохнула жизнь в синенькое тельце умиравшего младенца. А потом похищение, череда избиений, клетка…
Мое сердце, повидавшее много жестокости, все равно сжалось от несправедливости и жалости к молодой целительнице.
— Они собираются топить младенца. Изверги, — произнес ему слуга на ухо.
— Их надо спасти. Младенца возьмешь ты, а я — целительницу. До крепости двое суток пути, но я могу задержаться с таким немощным балластом. Встречаемся уже в Аямонте, адрес старика ты знаешь.