- Хэ! - кто-то хлопнул меня по плечу.
Это был ребёнок. Чумазый, по виду, чуть-чуть старше меня, лет, наверное, девяти. Давно не стриженные сальные светлые волосы спадали на удивительные фиолетовые глаза. На скуле красовался едва заметный синяк, а потрескавшиеся губы опять понемногу кровоточили.
Чистая жёлтая майка, которую он надел сегодня утром, уже была в каких-то зеленоватых пятнах, а карманы затёртых до дыр шорт оттопыривались в стороны. Об этом пареньке я знал только две вещи: его имя, если я правильно расслышал, Кален и он, вроде как, приходится мне старшим братом.
Этот-вроде-бы-Кален выудил из карманов своих рваных шорт несколько ещё не созревших слив и передал мне, затем повёл подбородком вправо, указав при этом пальцем на высокого тучного мужика с сияющей на солнце выстриженной лысиной. Торговец ещё и стоял в просвете между тенями, словно под светом прожектора.
Так-с, окей, ясно-понятно. Наша сегодняшняя цель - вот этот вот мужик. Назову его Колобком - уж очень он шарообразный, подобная кличка напрашивается сама по себе.
Этот торговец был в числе тех, к кому Кален ежедневно присматривался. В город Колобок, если я правильно понял разъяснения Калена, приезжал всегда с рассветом, а покидал его практически вечером, то-есть позже всех остальных торговцев, промышлявших в этом переулке.
Что же насчёт товаров Колобка, особой оригинальностью они не отличались: вполне стандартного вида, пусть и не совсем зрелые, фрукты, какие-то вычурные овощи(их вид меня в некоторой степени даже пугал) и странная рыба с чешуёй необычного цвета, слишком длинными или, наоборот, короткими плавниками и нередко - длинными усами, как у сома, да двумя-тремя парами глаз. Чернобыльская, что ли?
Короче, очень странный набор продуктов, потому что в этом переулке, - как показало моё внимательное трёхдневное наблюдение, - особым спросом пользовалась одежда(вообще любая, её словно на тряпки покупали), вяленое мясо(да впрочем любое мясо, главное чтобы не рыба), какие-то листья, смахивающие на, хех, марихуану, и всякие бутылочки с цветной жидкостью. Алкоголь? Я, конечно, вообще ни в коем виде не одобряю “алкашку”, даже в виде пива, но сейчас не отказался бы попробовать эту жидкость. Ну так, для интереса.
Перевожу взгляд на Калена и медленно киваю, сообщая что понял. Паренёк тут же с помощью жестов и кивков начал буквально на пальцах объяснять свой хитроумный план. А строился он на одной особенности Колобка: он не особо внимательный. И пусть в его ассортименте не было особенно ходовых товаров, но лавка Колобка всё же пользовалась вниманием покупателей. А значит, у нас был вполне реальный шанс “спионерить” что-нибудь съедобное.
Наш “гениальный” план был прост как выеденное яйцо, и состоял из одного пункта: Кален отвлекает Колобка на себя, а я тем временем сгребаю все продукты, до которых конечно же смогу дотянуться, и пытаюсь свалить куда подальше. Это, конечно, очень опасно, учитывая моё текущее состояние и общую медлительность, но других идей у нас не было. И опасности в лице других покупателей, кстати, тоже не было, потому что они в большинстве своём всегда предпочитают делать вид что ничего вокруг не происходит. Принцип “моя хата с краю” они возвели в абсолют, так им, видимо, проще живётся.
Кален ленько стукнул меня по локтю, тем самым оповестив о начале операции, и, воровато озираясь по сторонам, со-о-о-овершенно беспалевно, блин, вприпрыжку обошёл повозку торговца, встав с другой стороны. Мда, в разведку с Каленом лучше не ходить… хотя на него, вроде бы, никто не обратил никакого внимания.
Я же, выжидая нужного момента, подошёл чуть-чуть ближе к повозке, буквально на пару-тройку шагов.
От нервов я покусывал губы и невольно поглядывал во все стороны, наверное, таким образом пытался успокоиться. В ходе таких разглядываний местности случайно обратил внимание на двух невзрачных бедняков; на вонючем затхлом одеяле, которое они расстелили прямиком на тротуаре напротив повозки Колобка, эти торгаши разложили все свои товары: гладкие камушки(просто обычные камни, но гладкие), всякие железки(проволоки, ржавые замки, да и просто небольшие куски металла), и старые, пожелтевшие газеты да какие-то журнальчики в тонких переплётах, написанные на незнакомом мне языке.
К ним, кстати, ещё ни разу никто не подошёл.