Те самые первые дни были настолько трудными и болезненными, что я их банально не запомнил. Кроме, разве что, одного красочного момента: блевал дальше чем видел даже если в рот попадала хотя бы одна несчастная капля воды.
Впрочем, сейчас неприятный аспект начала моей новой жизни, к счастью, остался в прошлом. Правда, прошлое это не такое уж и давнее - пусть толком ничего не помню, но иной раз меня всё равно бросает в дрожь от одного лишь намёка на это воспоминание.
Итак, пятнадцать полных дней. За это время я успел немного понаблюдать за домочадцами и разузнал вообще почти ни черта, твою же мать! А как я вообще мог что-то узнать, если большую часть времени нифига не слышу, а когда слух появляется, то это, блин, не помогает, потому что я не понимал о чём они говорят!
Ну, до этого момента, разве что.
Итого, за эти дни я лишь узнал имя Калена, вроде как Кирии, и установил примерное время, когда все уходят домой и когда приходят.
Собственно, мужик. У него, насколько я понимаю, выходных не существует в принципе: уходит ранним утром, мы - ну, я, Кален и младшие девочки - ещё спим, а приходит поздно вечером. Однажды мужик и “мама” вернулись вместе, но - это было лишь однажды.
Сама же женщина - или девушка, вроде бы она молода, но там фиг её разберёт, - первые дни ни на шаг от меня не отходила, дневала и ночевала перед кроватью, а как только мне стало гораздо лучше, она начала уходить из дома. Утро начиналось следующим образом: всех будит, заставляет чистить зубы и умываться, потом кормит, и выходит из дома вместе с Кирией и младшими девочками, оставляя нас с Каленом одних. Возвращается же она либо когда солнце начинает ползти к горизонту, либо с приходом темноты, то-есть… примерно в промежутке между пятью и восемью часами.
Всегда уставшая, можно даже сказать - замученная, но… улыбчивая и ласковая. Она успевала проконтролировать готовку, коей занимались Кирия с Каленом, и параллельно возилась с детьми, чего не делал тот мужик.
И кстати, в отличии от этого мужика, у неё было что-то наподобие одного выходного, после трёх или четырёх дневной смены. С прошлого её выходного прошло как раз четыре дня, то-есть… сегодня она должна оставаться дома.
Кирия, по выходным “матери”, никуда не ходила, сидела дома и во всём помогала женщине - стирать, готовить и убирать, - однако после обеда она обычно уходила часа на два, а после, возвращаясь домой, приносила какую-то книгу. Скорее всего, ходила в библиотеку. Пару раз, правда, она возвращалась не сама, а скорее всего со своим парнем. В такие вот разы они могли около часу или двух сидеть у неё в комнате, но вот чем они там занимались, я, увы, понятия не имею, хотя любопытство, конечно же, буквально раздирает изнутри.
После того как я достаточно окреп чтобы встать на ноги, мы с “мамой” после завтрака всегда шли к местному доктору. Обычно из-за меня этот поход затягивался часа на полтора, ведь быстро и долго ходить я не мог. Однако сегодня, хочется в это верить, подобных проблем не возникнет.
Поскольку начинать есть, пока другие ещё не уселись за стол, было признаком дурного тона, я тупо ёрзал на стуле и пускал слюни, разглядывая свой незамысловатый завтрак. Блин, “варенье” уже впиталось в хлеб, какая гадость…
Примерно через минуту подошёл Кален; парень бесцеремонно подвинул стул, скрипя ножками по полу, уселся рядом и начал жестами интересоваться о моём самочувствии: сначала он ткнул в меня пальцем, затем указал на свои колени и локти, а уже потом приподнял подбородок, затем несколько раз сжал и разжал кулак.
Обычно я, прибегая к выдуманному нами же языку жестов, показывал что чувствую себя неважно, долго и муторно объясняя, где и что у меня болит, однако сегодня ситуация в корне изменилась. Я широко улыбнулся и ладонью изобразил волну, мол, “всё более-менее в порядке”.
- Ма-мама-ма! Мам! - тут же закричал Кален не своим голосом. - Кай говорит что ему уже лучше! Намного лучше, почти ничего не болит!
- Так это же просто прекрасно! - женщина, улыбнувшись, подошла ко мне и снова взъерошила волосы. - Всё, как и говорил доктор, Каю с каждым днём будет становиться лучше и лучше, пока он полностью не выздоровеет.
- Но Кай по-прежнему ничего не помнит, да? - Кален покосился на меня.
Я же, в свою очередь, едва ему не кивнул.
- К сожалению да, ведь у него lintreche*. Доктор особо не распространялся на эту тему, сказал, что попытаемся вернуть ему воспоминания после полного выздоровления.
Каво-о-о? Это что за слово-то такое стрёмное было, а? Как там, “лих”... или “лир”... тьфу. Почему я внезапно его не понял, если сейчас вроде как вообще всё понимаю, а?! Может, ребёнок, в чьём теле я сейчас нахожусь, его не знал?