Мкабба встал между ними и процедил в лицо девушке:
— Еще один шаг, и твоя голова окажется на пике у ворот Дистопии.
— Ты больше никому не указ…
— Почему вы молчите?! — заорал я.
Почему меня охватила тревога? Ведь это обычный НИП. Почему он напомнил мне деда? Ведь между ними не было ничего общего. Почему хочется плакать? Ведь дед погиб от старости в окружении любящих его людей. Ведь у него не могло быть такого же взгляда! Ведь не могло быть ощущения, что человек прощается без сожалений.
— Почему вы молчите?
Уильям Беркли прошел к краю балкона, всматриваясь в толпу. Шум и гам поутихли.
— Ты расстраиваешь меня, внучка.
Сяо Ян не промедлила ответить:
— Ты мне вовсе не дед…
— Не родной. Но когда-то ты называла меня дедом, помнишь?
Беркли замолчал. Из его голоса пропала былая удаль и высокомерие. Еще вчера он был могущественнейшим пиратом в мире, а сейчас стал… стариком. Не только лишился сил и всего, на чем строил свою империю, но и остался на самом краю громадной скалы, что зовется жизнью. На самой ее вершине.
— Юноша, я не всегда был тем зазнавшимся засранцем, которого ты встретил три месяца назад. Когда-то и у меня горели глаза при новых встречах. Когда-то и я шел с высоко поднятой головой, мечтая о чем-то далеком, недостижимом. Все вокруг твердели: «Хватит, оставь эти сны». Но я упрямо шел вперед, — Беркли осторожно обернулся, глядя мне прямо в глаза. — Через волны и грозы, несмотря на буйство небес и морей, несмотря на увечья и потери. Бодрым шагом бежал по тропе, не оборачиваясь. А люди, что были со мной с самого начала, отстали. Остались где-то позади.
Он вновь отвернулся к окну и замолчал. Возможно, не знал, что сказать, возможно, не хотел продолжать. Морщинистые костлявые пальцы со всей силы сжали деревянные перила. Но те ничего не почувствовали.
— Они остались где-то, а я и не заметил. И вот я на вершине. Мечта стала явью. А что делать дальше? Не стоять же на месте. Я продолжал бежать в полном одиночестве, а мимо проносились новые лица. Каждого из них я не замечал и не воспринимал всерьез. Почему? Причина в далеком прошлом, что, я думал, что оставил позади. Но оно меня не отпустило. Лица товарищей и образ любимой женщина застыли перед глазами, и я перестал считать всех остальных за людей. Я утратил человечность.
— Объяви дуэль сейчас, Гримм!
— Замолчи! — вскрикнул я и обратился к Беркли: — К чему вы ведете? Вы ведь пират. Разбойник без принципов, готовый на что угодно, ради наживы.
— Я начал этот путь вовсе не из-за легкой наживы. Меня влекли… приключения, свобода, отчаяние! И кипящая в жилах кровь от пламени окружающего мира. Я хотел сгореть в этом вихре огня, исчезнув с хлопком и вспышкой, а не доживать свой век истлевающими углями.
— В ваших руках власть, могущество, сила. Чем не яркая жизнь?
— То, что поставлял мне Аурелио, все эти артефакты, побрякушки — просто хлам. Сила вовсе не в них, а в людях, что нас окружают. Раз, два. И вот уже семья. Узы создаются и крепчают, растягиваются и разрываются, но никогда не исчезают бесследно. Каждый человек, с которым я встретился, оставили след в моей жизни, в моей душе. — Беркли замолк и повернулся к нам. — И вы — не исключение. И даже ты, Гримм — не исключение.
— Вы встретили меня лишь раз…
— Ты напомнил мне былого меня, но я отбросил мысли обо всем. Ведь где это видано, чтобы человек в раз отбросил все свои достижения в угоду своих желаний и призраков прошлого? Моя империя росла и росла. Отвернись я от нее — все бы обратилось в прах в мгновение ока. Страх окутал меня плотным коконом, настолько прочным и цепким, что я не мог увидеть ничего вокруг. Только сияющие символы и числа в зачарованных окулярах.
Уильям Беркли вглядывался в заходящее солнце, а меня охватили сомнения. Рациональная часть кричала, что нужно незамедлительно объявить дуэль и победить его, пока он не покончил с собой. Пока кто-то по его приказу не убил его. Но другая моя половина, полная противоречий и внезапных порывов, захотела договориться с Беркли. Захотелось просто заключить мир. Получить власть над Братством без победы над стариком.
— В конце своего пути я понимаю, что многое стоило бы исправить. Многих людей простить, многих вернуть, — сломленный старик посмотрел мне в глаза и заявил: — Начнем поединок, юноша. Но прошу, исполни мою последнюю просьбу. Примени все силы, что есть у тебя, не жалей ни единой капли своего могущества на мое уничтожение. Позволь мне уйти не дряхлым стариком, а мужчиной, готовым сражаться до самого конца.
А… Вот что мне показалось знакомым.
Внук, запомни. Лучше отвернись и дай мне грохнуться с лестницы. Не бегай так вокруг меня. Я знаю, что уже стар и слаб, не нужно лишний раз напоминать мне об этом.
О, ты недооцениваешь деда?!
Раз, два, раз, два! Шевелись, отстаешь!
Может я и стал дряхлой мумией, но в шахматы тебе не проиграю, малец!
Возможно, многие старики похожи. Все-таки, сильный человек хочет оставаться сильным в любой ситуации. И пусть тело слабеет, а разум угасает, и пусть с каждым днем дышать становится все тяжелее, а кости болят от малейшего движения… Наверное, я сам в старости не захочу, чтобы все близкие танцевали вокруг меня, боясь за каждый мой шаг.
— Придите, Ирен, Маррайяш.
— Ты не объявил дуэль, Гримм… — вклинилась Сяо Ян, но я ее не слушал.
В моих руках засияла кристально чистая капля жидкого света, застывшая во времени. Сяо Ян недоуменно уставилась на меня, перевела взгляд от духов к Беркли и обратно. Мкабба недоверчиво смотрел на Среднюю сияющую удачу в моих руках. Сам старик застыл, не понимая моих намерений. Возможно, я об этом пожалею. Возможно, мимолетные порывы нужно сдерживать. Но сейчас я не хочу этого.
— Ирен, удачу на максимум. Маррайяш, исполни мое желание.
Ирен одарила меня нежной улыбкой, а Маррайяш кивнул, складывая руки в своеобразном одобрении.
— Какого будет ваше желание?
Я указал пальцем на Беркли и произнес:
— Верни ему потерянные годы жизни, спаси от приблизившейся смерти.
— Да будет исполнена ваша воля.
В день трех великих поединков, в день, когда устрашающий чернокнижник явился в крепость Дистопию желая овладеть властью над Братством пиратов, небо над Тернистой гаванью озарил свет. Теплый и нежный, он опустился с небес и окутал каждого присутствующего, исцеляя мелкие раны и избавляя от переживаний. Но больше всех он повлиял на немощного старика в сером тряпье.
На арену вышли двое. Никто из них не желал сдаваться. Никто из них не желал проигрывать. Юнец в черных как ночь одеяниях с рогатой короной противостоял старцу с громадным багажом опыта за спиной. Четыре могущественных духа с каждой стороны. Божественные отголоски прошлого против восставших из небытия слуг чернокнижника.
Ведьма издала сотрясающий земную твердь крик. Загорелось бушующее пламя, и тысяча теней взметнулись ввысь, обрушиваясь на врагов кровавым вихрем. Ледяная буря взревела по воле владычицы севера, богини замерзших рек и искрящегося снега.
В безумном танце, столь быстром, что людские глаза не могут уследить, зашлись два воина. Один не умолкал, ловко уходя от всех атак, другой нападал все с большей скоростью, разрывая могучими кулаками все на своем пути.
Монах стоял подле своего господина, защищая от вражеских атак и поддерживая соратников. Джинн кружился вокруг старика, а сотни его чар спасали союзников и обрушивали град волшебных стрел на врагов.
Муза ступила вперед, оглашая начало новой эпохи мелодией, что могла звучать лишь в чертогах небесных. Ее облик переменился. Ослепляющий свет залил остров теплом. Плавленое золото локонов заструилось, походя на сияние чистого волшебства, и белоснежная одежда окутала ее с ног до головы. Красавица, способная одним лишь взглядом поставить на колени любого мужчину, обернулась богиней. Земля и небо, жизнь и смерть, гром и молнии спустились с небес по ее зову. Бушевала буря. Благородный божественный дух с сияющим клинком из восточного предела схлестнулся в схватке с самой стихией.
Ни юнец, ни старик не желали крови. Лишь битвы. Через полчаса на арене остались лишь я и четыре духа Гримуара. Беркли оказался гораздо опаснее и искуснее Мкаббы, но я изначально воспринимал его как серьезного противника. Духи Гримуара своей силой повергли в шок всех собравшихся матросов.