Их участок на Мичурина был совсем рядом — подняться на пригорок под деревьями, и сразу будет забор, но ведь напрямик вернуться нельзя, не перелезть, да и она окрутила верха колючей проволокой, попросила у соседей.
Постояла, отдохнула, пора возвращаться.
Она прошла к мутной громаде рощи лесного ореха, протиснулась через дырку в ограде из металлических прутьев — сначала поставила на ту сторону этюдник, потом задвинулась сама. Проем большой, тут одна бабка даже коз водит выпасаться.
Чем ниже Маша спускалась переулком, тем редел туман, но когда свернула, то ближе к ее участку марево загустело, и синяя адресная табличка едва наметилась с нескольких шагов. С сырым скрипом отворила калитку, совсем в белой слепоте Маша двинулась дорожкой, что вела ко крыльцу дома.
По шагам уже должно быть крыльцо. А его нет. Дома нет, только края ямы видны. Машу ошпарила мысль, что дом провалился в те пещеры, которые искали ученые. Огромные пустоты, целая сеть, пронизывает весь холм, включая ботсад. Туда уходит и вода из бассейна в розарии.
Маша бросила этюдник и спустилась в неглубокую выемку, точно под фундамент. Плотный грязный суглинок, какие-то тряпки. Она ползала и ползала по яме, и ничего не понимала. Звала Диму. Не отзывался, сгинул разом с домом.
Позже, вечером, когда уже уехала задумчивая, озадаченная милиция — после всего этого, когда Маша была на Чоколовке, родители рассказывали, что бабушка утром прытко спустилась с антресолей, сунула в торбу старинный рукописный требник, которым духов изгоняют, и выскочила из квартиры, сказав что идет на базар — они удивились очень, но не станут же запрещать старушке идти на базар, просто стали ее ждать, ждали-ждали, а она не вернулась. И в сумерках на Чоколовке, в хрущовке, что росла из прямоугольной ложбинки, метались, не понимали, звонили, обзванивали, и наконец без сна уснули, а телевизор, работавший просто так, для фона, забыли выключить, и на экране беспорядочно и скоро сыпался сплошной серый снег, а динамик тихо шипел, через шипение будто проскальзывали голоса.
Я давно не имею возможности часто прогуливаться по Мичурина, уже лет двадцать как. Не знаю, есть ли еще в ботсаду и округе такие богатые туманы — всё изменилось, может те туманы и были первой вестью изменений климата с плавного на скачкообразный, черт бы его побрал. Точно уже нет усадьбы Слободских — ее, как и почти все тамошние участки, взрыли, спилили, сломали, и застроили огромными теремами за крепостными стенами. Осталась сетка улиц да проулков, вроде бы есть дырка в заборе, конечно же — земляные валы, и незримые Зверинецкие пещеры, где даже летом холодно, и никто не знает, куда точно они ведут и насколько далеко простираются внутрь горы.
Киев, 01–11 сентября 2022