— Не знаю. Нравится. А вы иностранец, да? Вы откуда?
— Из Лондона. Знаешь такой город?
— Да, — неуверенно протянул он. — Это столица… Чего-то.
— Великобритании.
— Точно! Я и хотел сказать. А моя мама все в Москву хочет. А я нет.
Пол удивился:
— Почему? Там красивее.
Мальчик рассудительно сказал:
— Там я никого не знаю. А тут у меня друзья. Я лучше с ними буду, чем в Москве.
"Да, — подумал Пол, — вот, наверное, в чем дело. В прошлый приезд я не видел ни грязи, ни рытвин, потому что она была со мной. А теперь я один, и все эти тягостные подробности их быта наседают на меня со всех сторон. Автобуса в аэропорту мы ждали почти полчаса, в отеле не оказалось горячей воды… Но разве я счастлив в своем прекрасном Лондоне? Если так, зачем я снова приехал в эту страну, похожую на череду бесконечных трущоб?"
— Как тебя зовут? — спросил он у мальчика, прощаясь с ним за руку.
— Коля, — ответил он. — А зачем вам? Вы ведь уедете.
Пол серьезно сказал:
— Ты спас меня. Я буду говорить в Лондоне о русском мальчике Коле, которому не наплевать.
Заметив, что ребенок ничего не понял, он пояснил:
— Ты мог пройти мимо. А ты сказал об этих клещах. Я не знал. Спасибо тебе.
Оставив Колю дивиться собственному благородству, Пол опять направился к ее дому, желтеющему впереди, как холст, расписанный солнечным светом.
"Все равно я должен с ней объясниться, — убеждал он себя, подозревая, что попросту очень хочет увидеть ее поближе. — Она испугалась меня тогда и правильно сделала. Убежала… Теперь она замужем и ждет ребенка… Тем более ей нельзя хранить страх и обиду в душе. Ей это может быть вредно. Я скажу, что люблю ее до сих пор. Что любил ее задолго до нашей встречи и буду любить до конца своих дней. Может, она и не поверит в это, но такое признание придаст ей веры в свои силы. Они ей сейчас необходимы. Даже ненужная человеку любовь вливается в него живительным потоком. Я поддержу ее и уеду. И может быть, когда-нибудь она расскажет своему малышу сказку о чудаковатом английском учителе, который пытался найти в России то, не знаю что…"
Преодолевая слабость в коленях, Пол поднялся по знакомой лестнице. Его не оставляло ощущение, что все происходит не наяву, ведь в своих снах он уже много-много раз шел этим путем к ее двери и нажимал на звонок. Пол даже тряхнул головой прежде, чем сделать это, потом решительно надавил пальцем.
Чьи-то шаги торопливо приближались к двери с обратной стороны. "Розы!" — опомнился Пол и едва не бросился вниз, ухватившись за неожиданный повод. Последним усилием своей выдохшейся воли он заставил себя остаться, а когда дверь приоткрылась, разочарованно ахнул про себя, увидев ее мать. Она же ахнула вслух и быстро захлопала густыми ресницами.
— Здравствуйте, — неуверенно сказал он. — Вы меня помните? Я — Пол Бартон.
"Я забыл ее имя! — подумал Пол в отчаянии. — Вот неловко!"
Женщина шагнула к нему и схватила за лацканы пиджака, будто собиралась встряхнуть хорошенько. Но вместо этого прижалась лбом к его груди и простонала:
— Господи, Пол… Этого просто не может быть! Я только что звонила вам. Вы даже не представляете, Пол, как вы вовремя…
Глава 31
Я и не знала, что боль бывает многоцветна. Весь мир вокруг расплывался пятнами: красные вползали под веки, я терла щеки, опасаясь, что плачу кровью и акушерки это видят. Однако, они не смеялись и не пугались меня. Их белые халаты сливались в целый айсберг, но даже он не мог остановить кровь, от которой в голове стоял сплошной гул.
Пытаясь уловить звуки улицы, которая (я помнила это!) была за окном, я поворачивала голову и перед глазами возникало зеленое мельтешение. Оно шелестело и хлопало, как белье на ветру, словно маленькие дриады развесили сушиться свои платьица. А когда ветер раздувал их, с неба проглядывало серебро, и я догадывалась, что это седина Пола поблескивает на солнце. Он наблюдал за мной, огромный и всесильный, ведь я рожала его сына.
— Может, ты спустишься ко мне? — робко спрашивала я, не очень надеясь на ответ.
Соседка по предродовой палате замедляла свой утиный шаг от схватки к схватке — и удивленно оглядывалась:
— Что ты говоришь?
— Нет-нет… Я так…
— Не сиди! Ходить надо, ходить… Ты идешь, и ребенок идет. Скорей встретитесь.
— Да, ходить… Мне говорили.
Я встала, боясь надавить набухшей грудью на живот, который уже, вроде, опустился — ниже некуда, а все еще упирался в диафрагму. Соседка поковыляла в коридор, а я осталась в палате, чтобы Пол не терял меня из виду. Наверное, он не доверял мне, ведь я уже показала ему, что на меня нельзя положиться. Он вручил мне свою жизнь, а я выронила ее, испугавшись призрака…