Выглядел тот, мягко говоря, не очень: хоть бой и длился недолго, и железка, вонзённая в горло закупорила рану, но всё равно кроме той раны, без сомнения повредившей важную артерию — вообще странно, что Тайт был ещё жив — было немало и других ран, так что под татаном натекла немалая лужа крови. Да и без того повреждений хватало: ещё один штырь торчал в груди, пронзив лёгкое, отчего ящер дышал с хрипом, последний рог тоже оказался отломан, а в стороне лежал кусок хвоста светло-синего цвета.
— Тайт, держись, сейчас в больницу пойдём, и всё будет хорошо! — наклонилась она поближе к раненому.
— Ты же знаешь, что не будет, — прозвучал тихий голос Тайта, — прошу только…
— Ни о чём не проси! — перебила его Тайрос. — Ты всё сделаешь сам! Сам! Я отнесу…
Она попыталась поднять его, но стоило ей только просунуть лапы под спину Тайта, как тот захрипел, застонал от боли, а после, выгнувшись дугой, зашёлся долгим кашлем и выплюнул на тротуар чёрный кровавый сгусток:
— Ты же знаешь, что я не жилец, — прошептал он, — оставь меня, но закончи моё дело! Иначе таких, — слабый кивок головой в сторону трупов сектантов, — станет больше. Мой дневник во внутреннем кармане, — он попытался шевельнуть лапой, но тело переставало его слушаться, — дневник… подсказки… тайник… — его речь утратила было осмысленность, превратившись в обрывочные бессвязные фразы, но вдруг он, видимо, задействовав последние резервы организма, громко и чётко произнёс: — Мы не те, кем кажемся! Открой глаза остальным!
Сказав свои последние слова, Тайт замолк и вдруг обмяк. Тайрос, которая вот уже столько лет не видевшая брата и так внезапно его потерявшая, застыла статуей без единого движения и простояла так некоторое время — она бы и сама не смогла бы ответить сколько.
Но даже такая потеря не выбила из колеи привычную ко всяким передрягам бродягу запретного космоса: осмотрев карманы спецовки, она переложила всё найденное к себе. А после уложила брата на бывшее место обитания пророка и, закидав его всем, найденным поблизости, что могло гореть, подожгла миниатюрной горелкой погребальный костёр и, постояв немного, двинулась в путь.
Татаны, встревоженные взметнувшимся огнём, бежали к разгорающемуся пожару, но Тайрос они не волновали: она шла, наметив цель, к старому зданию, построенному ещё до башен, в подземельях которого был спрятан схрон их дядюшки, который больше не казался ей старым параноиком. Теперь, в свете последних событий, картина начинала медленно складываться воедино. И тот, кто раньше казался сумасшедшим, теперь виделся пророком.
Дойдя до склада, разместившегося теперь в том месте, Тайрос, не обращая внимания на его работников и отвешивая крыльями тумаки особо назойливым, прошла внутрь. Дойдя до потайной двери, она, наплевав на сохранение секретов, вырвала хрупкую дверцу и вызвала лифт и, когда он, наконец, поднялся, всё так же невозмутимо прошла внутрь. Древний механизм опускал её глубоко под землю, к самому основанию фундамента башен, и, дабы не терять время, Тайрос достала дневник и углубилась в чтение:
«Я с нетерпением ждал сегодняшнего вечера, ведь сегодня должен прийти дядя Тайтин. Он обещал принести кое-что интересное, а он никогда меня не обманывал.
И он принёс — странное устройство, которое оказалось голографическим проектором, только очень старым. Не как дядя, а ещё старее. А вот мультик мне не понравился, хотя дядя говорит, что это правда…»
— Когда ты начал вести дневник? — почесав когтями затылок — жест подхваченный у арги — произнесла Тайрос. — Как только сбросил первую шкуру или ещё раньше?
Она задумчиво пролистала всю — бумажную! — книжицу, но не нашла ни одного упоминания об этом месте, но его не могло не быть! Тогда, вспомнив привычку брата всё прятать, она чиркнула когтём по бумажке, прикрывающей кожаную — что тоже весьма необычно — обложку, и достала оттуда сложенный вдвое листок, исписанный аккуратным почерком брата, который тот приобрёл, уже будучи почти взрослым.
«Этот день я запомню на всю жизнь: сдвинутый ковёр, поддетая когтём плита напольного покрытия и слова дяди:
— Когда-то ещё не знали кнопок, и тем более сенсорных панелей. Что говорить о голограммах, — показывая на панель с тремя дисками, вещал, иначе его важный тон не охарактеризовать, Тайтин. — Тогда в ходу были простые, дисковые вещи. Повернул — и замкнул контакт. Просто и надежно, — просунув два когтя в прорези разных дисков, а кончик хвоста — в третий, самый крупный, дядя начал их двигать.
Лишь позже я уловил закономерность в его движениях. Механизм оказался не так прост — повороты дисков следовали с минимальной задержкой, и существо с двумя лапами и без хвоста, или с недостаточно подвижным хвостом, просто не сможет его открыть. А в первый раз я просто слышал непрерывный поток щелчков и жужжания пружин, возвращавших диски в исходное положение.