— Какую цифру?
— Да любую, — сказал Ося, — не в этом дело.
И при этом отмахнулся от Глеба, точно от мухи.
Андрей залил кипятком две ложки «нескафе» и раскрыл Глебову папку.
— Не будем, типа, отвлекаться, — сказал он Глебу, — давай глянем, что у тебя тут.
— Ты прав, Ося. — согласился Бен (улыбка не сходила с его лица). -Тут дело в другом. Виндоуз — рулит точно также, как рулит поп-музыка. Воплощение софтверной попсни.
— Вырубить нахуй, — отрезал Ося
— А вот и нет, — воскликнул Бен. — Помнишь, ты мне объяснял: ЛаВей говорил, что настоящий сатанизм — не среди блэк-металла или там сибирского панка…
— ЛаВей не знал про сибирский панк, — возразил Ося.
— И это не случайно! Потому что сибирский панк — это уже не круто. Это, собственно, вообще не круто. Потому что — я продолжаю — настоящий сатанизм — среди наиболее бездарных записей попсни. А ты не будешь спорить, что Виндоуз — прекрасный пример бездарной попсни.
— На хуй, — сказал Ося, взмахом руки словно отсекая от себя собеседника. — ЛаВей понимал сатанизм довольно примитивно. По большому счету, это несколько вульгаризированное, чтобы не сказать христианизированное, кроулианство.
— Неплохо, — сказал Андрей. — А с чем ты работаешь?
— Ну, как всегда. Когда-то Вентура, Пэйдж Мэйкер, а теперь Кварк, конечно. Плюс Фотошоп, если очень надо картинку почистить, Корел еще. — сказал Глеб, соображая, что последний раз сидел за компьютером года полтора назад, и надеясь, что ничего нового с тех пор не придумали.
— Нормально, — сказал Андрей, и в этот момент в кухню вошел крупный рыжебородый мужчина.
— Привет всем, — буркнул он. — Почему ни одна свинья не убрала после вчерашнего? У меня здесь что, притон?
— Я вообще только пришел, — сказал Бен, продолжая улыбаться. — И, по-моему, тут все круто.
— Понятно, — сказал Шаневич. — Опять придется Нюру Степановну просить.
Он почесал заросшую рыжим волосом грудь и только тут заметил Глеба
— Привет, — и посмотрел вопросительно
— Это Глеб Аникеев, будет верстать журнал, — пояснил Андрей. — Мне его Миша Емельянов рекомендовал.
— Емельянов — незаменимый кладезь ценных кадров, — сказал Шаневич. — Жить он тоже тут будет?
— Нет, почему? — удивился Глеб. — У меня своя квартира есть.
— Тебе везет, — зевнул Илья. — Я вот не уверен, что могу про себя это сказать.
— А ты свежие «Русы» читал? — спросил Шаневича Бен.
— А что, опять Тимофею досталось?
— А то как же! У них там, похоже, газават.
На пороге появилась немолодая женщина с тусклым лицом. На голове пучок, в углу рта дымится сигарета. Среди богемно-программистcкой тусовки она казалась эпизодической героиней фильмов Эльдара Рязанова, случайно попавшей в иное пространство и время.
— Илья, — сказала она Шаневичу, — к тебе Влад.
— Ага, — сказал Шаневич, — иду. Нюра Степановна, сделайте нам кофе, пожалуйста.
Влад показался Глебу смутно знакомым — плотный мужчина лет сорока. Его золотые очки и дорогой костюм резко контрастировали с окружающим интерьером. Влад с Ильей пожали друг другу руки и удалились в дверь слева от входа.
— Вот, — сказал Андрей, — теперь, небось, надо тебе экскурсию по Хрустальному устроить?
— По кому?
— По Хрустальному — ну, по квартире. Потому что — проезд.
В прихожей появилась Нюра Степановна с облупившимся хохломским подносом, где стояли две разномастные чашки кофе, треснувшая сахарница и пепельница, в которой догорал окурок, чуть тронутый лиловатой помадой.
— Как видишь, — продолжал Андрей, — тут все как бы делится на жилую и офисную части. Конечно, условно, и все-таки. Вот мы сейчас уходим из жилой, а за прихожей начнется офисная.
— А кто живет в жилой? — спросил Глеб
— Типа кто угодно. Сейчас — я, Снежана, сам Шаневич, иногда — Муфаса, иногда Ося, но редко — он человек семейный. Ты тоже можешь тут ночевать, если захочешь.
— А почему вы тут живете, а не дома?
— Потому что у нас нет дома, — ответил Андрей. — Я из Екатеринбурга, Муфаса типа из Африки. Снежана как бы из Болгарии.
— Что значит — как бы из Болгарии?
— Ну, типа, она болгарка. А приехала вроде из Калифорнии.
— А, — кивнул Глеб. Происходящее требовало чересчур много сил и без выяснения деталей.
— Офисная часть, — продолжал Андрей, — состоит из, собственно, офиса и кабинета Шаневича. В предбаннике сидит Нюра Степановна. На ней деловая корреспонденция, звонки, факсы, ну и типа того. И еще она смотрит, кто входит, кто выходит — дверь-то у нас не запирается.
— Может, проще замок вставить?
Андрей махнул рукой.
— Кто его будет вставлять? К тому же у нас как бы политика открытых дверей. Шаневич говорит, это себя окупает. Вот, помню, Муфаса впервые тут появился, вошел, спросил Илью. Ему сказали, что Ильи нет, и он остался ждать. Посидели, покурили, через три часа пришел Шаневич, и выяснилось, что Муфаса ошибся адресом, и ему был нужен другой Илья. Зато он потом нас свел с «Мароккастами». Это такая московская команда негров-пидоров.
— В каком смысле — пидоров? — немного обиженно спросил Глеб, гордившийся отсутствием гомофобии.
— В смысле — голубые, — ответил Андрей. — Черные голубые. Через неделю играют в «Пропаганде». Это такой клуб для продвинутой молодежи. А Шаневич, кстати, хочет «Мароккастам» и «АукцЫону» сделать совместный концерт.
— А Шаневич и концертами занимается?
— Мы тут типа всем занимаемся. Сейчас вот собираемся делать журнал про Интернет.
Офис — большая комната, на длинном столе вдоль окон — четыре компьютера. На экране одного Глеб рассмотрел картинку: миловидная блондинка, невысокая, но полненькая, нерешительно улыбается на фоне башен Старой Праги. В отличие от всей квартиры в офисе царила почти стерильная чистота — если не считать горы журналов у противоположной стены.
— Вот это будет твой, — Андрей кивнул на один комп.
— Честно говоря, — сознался Глеб, — я с Интернетом не очень… на старой работе у меня только почта была.
На самом деле, Глеб не работал уже полтора года, а почтой пользовался пять раз в жизни, когда приходил к Феликсу в институт послать е-мэйл Тане, когда она первый раз уехала во Францию. Глеб тогда еще не подозревал, чем все кончится — но уже чувствовал приближение апатии. Глеб хорошо помнил первую ночь без Тани: он вдруг понял, что последние восемь лет не спал один ни разу. Ему было неуютно на большой пустой кровати, полночи он проворочался и уснул только под утро.
— Ничего, обучишься, — сказал Андрей, — дело типа нехитрое. Поверь мне, через пять лет каждая домохозяйка будет серфить. Все просто: для почты есть Пегаска, там все понятно, а про Нетскейп я сейчас все объясню. Вот сюда пишешь урел, вот на линк кликаешь мышкой и переходишь по ссылке на другую страницу. Гипертекст, знаешь?
Глеб кивнул.
— А вот тут букмарки. Вносишь адреса, куда часто ходишь, чтоб руками не набирать. Я винды переустанавливал два дня назад, так что тут все чисто. А, нет. Смотри, уже кто-то типа попользовал, вот тебе и две закладки есть: "Марусины русы" и Snowball Home Page. Хоум пэйдж, хомяк по-нашему, — это такая страница, которую каждый себе может сам завести. Нормально?
— А что такое Snowball?
— Это типа ник Снежаны. А "Марусины русы" — это такие заметки о русском Интернете. А Марусина — это как бы Маша Русина, хотя на самом деле она не Маша, и не Русина.
— А кто?
Андрей пожал плечами.
— Не знаю. И типа никто не знает. Шварцер удавился бы, чтоб ее найти.
Глава третья
Удивительное все-таки дело эти старые песни. Вот раньше, когда слышал Визбора, всегда думал про Ирку, а недавно поймал себя на мысли, что воображает Марину. Хотя какое же она лесное солнышко, они же вдвоем и в лесу-то ни разу не были.
Михаил Емельянов, Глебов одноклассник, убавил громкость стереосистемы и снова набрал телефон Виктора Абрамова. Сотовый его бывшего одноклассника и нынешнего босса молчал уже три дня. А именно сейчас Абрамов нужен позарез.