Гробики
Я давно понял, что «взрослый» — это понятие эфемерное, условное. Были разные времена, и взрослыми тоже становились в разном возрасте. Да и по сей день ничего ровным счётом не изменилось: кто-то уже в четырнадцать лет идёт работать, чтобы прокормить младших братьев и сестёр, а кто-то и после сорока остаётся инфантильным глупцом, витающим в облаках.
В своих отношениях со взрослостью я привык к регулярному обману. Вот, думаю, окончил школу, теперь взрослый. А затем поступаю на первый курс и тут же осознаю, что ничего толком не изменилось: я всё такой же оболтус. Потом начинаю жить один, и казалось бы, вот она, эта неосязаемая взрослость! Но тут дело доходит до готовки и снятия показания счётчиков, и вот я уже судорожно набираю номер мамы, чтобы узнать, как правильно заполнять страшные квитанции и где брать эту пресловутую красную воду для борща.
Но все эти обманы кажутся теперь безобидными и даже смешными, в отличие от последнего, о котором я и хочу рассказать.
Окончив институт, я получил диплом бакалавра и как высококлассный историк, специалист в вопросах отечественной историографии и новейшей политической истории, уехал косить от армии в своё родное село. На работу в школу взяли без проблем. Директор помнил меня: в детские годы мы с друзьями частенько наведывались в школьный спортзал, прыгали через козла, похожего на глазированный сырок на четырёх спичках, и лазали по шведской стенке. Никто из нас не знал и даже не догадывался о страшной тайне.
Дипломированных историков в селе не было. Завуч, по образованию биолог, выкручивался, как умел. «Дети! Книга — лучший друг человека! Читайте!» — говорил он и оставлял учеников корпеть над учебниками, а сам удалялся в столовую или в подсобку к трудовику, а под конец урока возвращался и проводил самостоятельную. Но с моим приходом у ребят появилась отличная возможность получить более глубокие знания по предмету. Кабинет мне выделили на втором этаже и даже выдали ноутбук для работы.
Всего в школе было около пятидесяти учеников, в это число входили и приезжие скромняги из ближайших деревень и с трудом говорящие по-русски цыгане. Разделение по буквам отсутствовало, да и в самих классах сидело максимум по шестеро человек.
На первый учебный год все уроки мне поставили на пятницу и субботу, десять занятий в пяти классах — с пятого по девятый, с утра до двух часов дня. Эти пару дней в неделю я честно работал, в остальное время улаживал вопросы с военкоматом, очень много гулял, а по ночам писал рассказы. Казалось, взрослость воистину свершилась.
В тот роковой день стукнуло ровно полгода с начала моей работы. Начало марта выдалось солнечным, природа за окнами моего кабинета оживала, и в село мчалось долгожданное тепло.
После пятого урока зашёл директор. С новогодних праздников его доверие ко мне заметно возросло. По субботам он отводил свои уроки и уходил домой, оставляя мне ключ. В мои обязанности входило проводить неместных пятиклашек до автобуса, закрыть школу и во время своей вечерней прогулки отдать ключ директору.
Ничего не предвещало кошмара, суббота была отличная, все занятия я отвёл с удовольствием, сидя рядом с большим окном и частенько поглядывая на раскинувшийся за ним школьный сад. Дать звонок было некому, поэтому ровно в четырнадцать ноль-ноль я с улыбкой на лице постучал карандашом по столу и объявил об окончании занятий. Четверо пятиклашек подскочили, смели в портфели учебники и, болтая о своём, помчались в коридор. Я накинул пиджак, спустился на крыльцо, убедился, что все дети уселись в автобус, и не спеша поплёлся обратно, забрать пальто и ключ.
Каково же было моё удивление, когда я увидел девочку, стоящую у дальнего окна кабинета спиной ко мне. Ростом она была чуть выше только что уехавших пятиклашек, но так как девчонки в этом возрасте растут быстрее, я принял её за их одноклассницу и поначалу очень испугался, что забыл отправить ребёнка домой.
— Так, — сказал я, пытаясь не выдать волнения. — А ты чего тут стоишь?
Сам же тем временем быстро прошагал к столу, схватил мобильник и посмотрел в заметках, сколько детей и после какого урока должны быть посажены в автобус. Всё сошлось: после шестого — четверо мальчиков. Значит, девчонка из местных.
— Ты из пятого класса, солнышко моё? — спросил я.
Однако в голове моей уже созревал страшный ответ, ведь я мог поклясться, что последние сорок пять минут читал материал четверым озорникам, среди которых не было никаких девочек.
Таинственная ученица молчала.
Тогда я взглянул на сад за окном, тяжело вздохнул, подумал, что всё это похоже на дешёвый ужастик: здоровый мужик испугался своей маленькой ученицы. Какой же он после этого взрослый? Потом я вновь посмотрел на неё. Девочка не шевелилась. Я видел только её затылок: аккуратные русые косички, спадающие на старомодный кардиган с белым воротничком.