Лицо Матера расцвело улыбкой.
— И это было к лучшему, я уверен. Он все еще оставался дерзким, отчаянным; иногда он казался просто дикарем — очевидно, сказывалась ирландская кровь. Но армия умеет направлять этот молодой задор в нужное русло. Лайам избрал себе эту долю, словно повинуясь предначертанию судьбы, и оказался достаточно сильным и смышленым молодым человеком, чтобы поступить в авиационный спецназ.
— К сожалению, он попал в одну переделку в 1972 году. Мне кажется, что корни его цинизма следует искать именно здесь. Ему еще не исполнилось и двадцати лет, когда он получил свое первое боевое крещение. В то время он нес службу в составе учебного отряда авиационной службы специального назначения в городке Мирбат в Омане — в отряде их было всего около десяти человек. Между империей и ее противниками шла настоящая гражданская война. То подразделение авиационного спецназа, к которому был приписан их отряд, уже провело три месяца в унылом, скучном пригороде Мирбата, пытаясь хоть как-то навести порядок среди верноподданных-оманцев. Их часть удерживала два форта: тридцать оманских военных, сражающихся против империи, в одном и что-то около двадцати с лишним человек из жандармерии Дофара в другом, да еще банда кое-как вооруженных головорезов из местных нерегулярных войск в самом городе — вот и все силы, которыми они располагали. Из артиллерии, которая могла нанести хоть какой-нибудь ущерб противнику, у них была одна пушка времен Второй Мировой, полудюймовый «Браунинг» и 81-миллиметровый миномет.
— Однажды на рассвете их атаковали три сотни повстанцев, вооруженных автоматами, минометами, противотанковыми ружьями и русскими реактивными гранатометами. Англичане и их союзники-арабы хорошо понимали, что это будет настоящая резня, ибо противник имел перевес в живой силе и технике почти в четыре раза. Но старший офицер авиационной службы специального назначения, абсолютно бесстрашный человек, не колеблясь ни минуты, расставил своих людей и арабов возле старых артиллерийских орудий, имевшихся в обоих укреплениях, и организовал отряд для ведения встречного боя.
— Я не буду посвящать вас в утомительные подробности этого сражения, душенька, хочу лишь вкратце рассказать о том, как им удалось выйти живыми из настоящего пекла. Старший офицер успевал повсюду; он выкрикивал команды, отдавая приказы наводчикам орудий, и нужно сказать, что ему удалось рассредоточить силы так, что люди мятежников не смогли удержаться на подступах к форту, накрытые артиллерийским и пулеметным огнем. Вместе с санитаром-медиком он под огнем противника пробежал около четырехсот метров, чтобы добраться да второго форта, где отсиживались люди из жандармерии. Он послал радиограмму в штаб, чтобы оттуда прислали геликоптер для эвакуации тяжелораненых, но противник накрыл второй форт таким ураганным огнем, что эта проклятая машина не могла приземлиться. Вместе с небольшим отрядом капитан решил пробиться к огневой точке второго форта, находившейся в каких-нибудь трехстах метрах от мятежников; во время этой сверхрискованной операции ему чуть не снесло голову автоматной очередью противника. Бойцы вокруг него падали как подкошенные, но мысль о сдаче на милость победителя даже не приходила в голову отважному офицеру — со своей позиции он мог дать наводку для двух ракет «Страйкмастер», запущенных, чтобы дать им хоть какую-то поддержку, и яростное сражение по-прежнему продолжалось.
— Через некоторое время на помощь защитникам форта прилетела целая эскадрилья из Салалаха. Повстанцы, уже понесшие весьма ощутимые потери в результате отбитой атаки, были окончательно подавлены; оставшиеся в живых побросали свою боевую технику и бежали со всех ног. Старший офицер форта оказал стойкое сопротивление противнику, проявив при этом такую выдержку и мужество и нанеся такой сильный урон повстанцам, что мятежники так и не смогли оправиться от понесенного ущерба и надолго запомнили это поражение. Однако гражданская война в Омане продолжалась еще около четырех лет.