Один из его людей поднял свой «Армлайт» и прицелился.
— Нет, — сердито прошептал командир отряда, ухватившись за ствол оружия. — Что за дурацкие выходки?
— Господи Боже, я только что видел их там! — насмерть перепуганный человек показывал рукой на траву прямо перед собой. — Целый выводок! Змеи! Они скрылись из виду, словно растаяли.
Командир недоверчиво покачал головой. Непонятно, что случилось, но его люди стали вести себя, словно суеверные старухи, боящиеся собственной тени. Он глянул туда, где несколько мгновений назад он заметил клубящийся туман, когда серебристая дымка узкими струями текла сквозь деревья, словно кривые, жадные руки, тянущиеся к ним. Сейчас туман бесследно исчез, как будто его никогда и не было. Боже всемогущий, он сам ничуть не лучше остальных!
— Дэнни, ты только посмотри...
— Оставь это, — проворчал он, однако повернулся и стал всматриваться туда, куда указывал его человек. Сквозь просветы между деревьями можно было разглядеть озеро. Сейчас оно было неспокойно — неожиданно налетевший ветер нагнал него рябь, и лунные блики мелькали на гребнях невысоких волн. Командир взглянул на дальний берег озера, куда указывал один из его пятерки. Там было заметно какое-то мелькание, быстрое движение, словно от озера бежал широкий темный ручей. Однако то была не вода.
— Что это? — раздался испуганный шепот.
— Разве ты не видишь? Собаки.
— Они ищут нас?
Страх пересилил сдержанность и осторожность: голос говорившего дрожал от волнения.
— Вряд ли. Они слишком далеко. Собаки могли бы нас почуять, будь они на этом берегу. Но озеро широкое, да к тому же ветер дует совсем в другую сторону... Нет, они бегут куда-то по своим делам, и благодари Бога за то, что им сейчас есть чем заняться, кроме твоей драгоценной персоны.
Командир разглядывал низкие фигурки — издалека они казались совсем маленькими, глаз едва различал отдельные силуэты. Звери бежали друг за дружкой, огибая озеро. Посеребренные лунным светом, бесшумно скользящие вдоль берега силуэты казались призрачными видениями, колдовским обманом. Луна спряталась за тучу, и низина с раскинувшимся в ней озером погрузилась во тьму; теперь невозможно было разглядеть, куда направилась свора собак.
Командир невольно вздрогнул, неприятно пораженный тем, насколько быстро, оказывается, эти твари умеют бегать.
Глава 38 Хранитель
Чье-то тяжелое дыхание, доносящееся из дальнего угла, стало еще громче; порой раздавались хриплые, с присвистом вздохи.
Постепенно шипящие звуки стихли, и Холлорану показалось, что он слышит тихий шепот. Напрягая слух до предела, он старался разобрать, о чем шепчет почти беззвучный, шепелявый голос, но ему не удалось разобрать даже отдельных слов. Лучи его фонаря все еще были направлены на старое, грязное тряпье, сваленное в углу; теперь эти лохмотья лежали абсолютно неподвижно, и он подумал, уж не померещилось ли ему шевеление в этой большой куче, которое он только что заметил.
Грудь Холлорана часто и бурно вздымалась, он дрожал от слабости и нервного напряжения. Казалось, сам воздух в этом заброшенном доме пропитан какой-то отравой. Может быть, причиной тому была отвратительная вонь, стоящая в комнате. Холлорану хотелось немедленно повернуться и выскочить за дверь, промчаться по темным коридорам, чтобы как можно скорее оказаться на улице, где свежий ветер и ночная прохлада. Однако любопытство, которое привело его в этот дом, еще более возросло; вопреки своим мрачным предчувствиям, он был готов упорно искать спрятавшегося стража ворот. Воспоминания о его собственном прошлом, вихрем промчавшиеся перед ним, разбудили в нем стремление во что бы то ни стало разоблачить тайну темного, мертвого дома. Внезапно ожившие в его памяти события были сквернейшими грехами, которые он совершил, тяжелейшими минутами, которыми ему довелось пережить за всю жизнь. Могло ли это быть простой случайностью или следствием сильной усталости? Вряд ли, особенно если учесть все, что он уже увидел в Нифе.
Он был смущен и растерян — чувство вины, обычно успешно подавляемое, поднялось с самого дна его души. И чем сильнее оно овладевало им, тем более глубоким становилось его раскаяние — давно забытое переживание, отозвавшееся далеким эхом на грустные воспоминания. Что-то удерживало его от стремительного бегства — он остался в комнате, превозмогая страх и нарастающую душевную тревогу.
Очень медленно, словно каждый шаг стоил ему огромных усилий, он подошел к куче ветоши, неподвижно лежавшей в углу.
Он увидел тонкий матрац, лежащую на грязном полу — из-под краев подстилки виднелись темные пятна засохшей жидкости, когда-то пролившейся на пол, а может быть, просочившейся сквозь подстилку. Тряпье, в беспорядке сваленное на самом верху ее, могло быть всем, чем угодно — скомканными старыми шерстяными одеялами, одеждой или разрозненными лоскутами ткани. Эта груда старых вещей слабо колыхалась в такт хриплому, тяжелому дыханию, которое было слышно аж на другом конце комнаты — очевидно, на подстилке кто-то лежал. Холлоран наклонился и приподнял ветошь.