Он допил бутылку смирновской и швырнул ее в угол. В голове крутилась заезженная мелодия. Он вспомнил глаза Полины. Темно-серые с зеленоватым оттенком. Чуть раскосые. Влажные. Умоляющие.
— Только этого мне еще не хватало!
Поднялся, чтобы взять в баре новую бутылку, но в это время запиликал сотовый.
— Поздравляю с блестяще проведенной операцией! — узнал он в трубке насмешливый голос Окуня. — Еврей нас обвел вокруг пальца.
— Что такое? — Только сейчас Жигулин понял, насколько пьян. Слова Окуня долетали до него откуда-то издалека, а смысл их едва доходил.
— Гольдмаха нигде нет. Мои люди прижали к стенке бармена «Сириуса». Тот признался, что не давал ему ни капли спиртного и парень просто разыгрывал спектакль. А твои болваны на это купились! Ты слышишь меня?
— Он отправился к старику? — после долгой паузы спросил бывший милиционер.
— Вряд ли. В «Сириусе» к нему подсел Балуев. Он же усадил его потом в такси. Похоже, что наш друг работал на Мишкольца.
— Свой среди чужих, чужой среди своих, — рассмеялся Жигулин.
— Не понял.
— Человек Мишкольца работал на нас, а наш человек — на Мишкольца, — умудрялся здраво рассуждать бывший милиционер.
— Мы его упустили, — заключил авторитет. — Мне это не нравится.
— Брось! Какая нам разница? Главное, что его больше нет рядом с нами.
— Мои люди должны были утром лететь на Кипр и следить за каждым его шагом. Я чувствую, что последует ответный удар.
— От Гольдмаха? — снова засмеялся Жигулин.
— От старика.
— Ладно, не нагнетай!
— Не буду, — каким-то отрешенным голосом произнес Окунь и пожелал: — Спокойной ночи.
Ночной звонок нисколько не расстроил босса, а, наоборот, подбодрил. Он понял, что Окунь боится. Действительно боится старика. А значит, ничего такого не замышляет. Если только этот звонок не один из приемов игры. Может, этому уркагану выгодно показать, как он боится старика и что ему ведом не только Уголовный кодекс, но и кодекс чести? После всего, что было между двумя боссами, Окунь не может не держать за пазухой ножа. Жигулин слишком хорошо знает подобных людей. Много их повидал на своем веку.
Настроение резко пошло на убыль.
— Мразь! Мразь! Мразь! — завопил он, изо всей силы пнув журнальный столик, и тот отлетел к стене вместе с пепельницей и вазой из-под цветов.
Жигулин брезгливо поморщился, почувствовав резкий запах протухшей рыбы. Вот и до спальни добралась эта вонь! Посмотрел на часы. До приезда девочек оставалось десять минут. Как раз хватит времени на то, чтобы подобрать с пола осколки и вынести помойное ведро.
Несмотря на усилившийся к ночи мороз, он выбежал налегке, в рубахе и брюках. Выпитая водка еще грела. Широкая белая сорочка раздувалась на ветру. Прекрасная мишень для того, кто хочет меня убить, подумал Жигулин. Было и смешно, и страшно одновременно, когда после этого он услышал за спиной шум двигателя и легкий шелест шин. До мусорных ящиков оставалось метров десять.
Бывший милиционер обернулся. По темному силуэту он понял, что машина крутая, но марку определить не успел. В салоне не горел свет и, кажется, были затемнены стекла. Какой-то склеп, а не машина. Однако внутри склепа чувствовалось оживление. А потом кто-то передернул затвор. Этот звук он не спутал бы ни с каким другим.
— Ах, ты… — Жигулин громко матюгнулся и запустил ведром в машину. Оно достигло цели. Там кто-то вскрикнул и тоже ответил матом.
Он воспользовался паузой и бросился к своему роскошному, ослепительному автомобилю. На нем могла бы ездить дочка и хвастаться перед подругами, если бы не смотрела волчонком и была бы чуть поприветливей с отцом.
Он успел ухватиться за ручку дверцы, и в этот миг раздалась автоматная очередь.
За рулем его белого, почти свадебного, кабриолета «Ауди-38» сидела какая-то женщина. Она повернула голову и он узнал эти глаза. Темно-серые с зеленоватым оттенком. Чуть раскосые. Влажные. Но уже не умоляющие. Глаза Полины смеялись. Смеялись над ним.
Заработал мотор. Кабриолет тронулся в путь. Пальцы бывшего милиционера разжались, отпустили дверцу.
И ночь стала еще темней.
Гробовщик в эту ночь не спал. Сидел в своей кладбищенской резиденции и ждал ребят с задания. Это было безумием с его стороны, ведь они могли не приехать до утра. Охранники резались в карты и потягивали из банок пиво. Им не привыкать к ночным бдениям на кладбище. Хозяин частенько здесь засиживается, когда в мире происходит что-то важное. А скорее, когда чья-то грешная душа спускается в ад. Впрочем, хитромудрый грек не брезгует и невинными душами. Мало ли кто перебежит ему дорогу? Мышка, кошка, собака… Им до этого нет дела.