Он еще раз прослушал последнюю запись.
О гибели Салмана, чеченского авторитета по кличке Пентиум, Михаил узнал из газет. Когда-то под руководством Салмана он начал торговать компьютерами. Потом Пентиум обеспечивал «крышу» его аттракциону «Виртуальный мир», который Гольдмах открыл в нескольких кинотеатрах города. Но все это было до поездки в Швейцарию. Потом их пути разошлись.
Что касается подружки Пентиума, то ее он помнил смутно. Кажется, смазливая девчонка. Пару раз они сидели вместе в кафе.
Он тут же перезвонил ей. В ответ раздались короткие гудки. Во втором часу ночи это выглядело странно.
Он врубил приемник. Западная радиоволна, заглушившая «Маяк», передавала джазовые оркестровки Глена Миллера.
«Сосед внизу, наверно, запрыгал от радости, — подумал Михаил, — все-таки музыка его молодости!»
Снова набрал номер подружки Салмана, и снова — короткие гудки.
Развалившись в жестком, потрепанном кресле, Гольдмах на некоторое время отключился, ушел в себя.
«Кому помешал Пентиум, перебравшийся в столицу? Тем более его брошенная подружка? «Жди расплаты, чеченская шлюха!», «Убирайся, жиденыш, в свою Жидомасонию!» Это что, националистическая организация? «Россия — русским!», «Смерть инородцам!» — так пишут недоумки на заборах. Недоумки взялись за оружие? Несколько лет назад на колхозном рынке азербайджанцы закололи шампурами русского сборщика дани. Жуткое было зрелище! Что тогда началось! Настоящая охота на азербайджанцев. Досталось и другим кавказцам. Кто осуществлял расправу? Люди Шалуна. Ему помогали армяне. Они до сих пор у него в организации. Да в любой организации полно инородцев! Шалун напрямую связан с Мишкольцем. С помощником Мишкольца я только что познакомился. Приехали! Бред сивой кобылы!»
Телефон Тани Семеновой заливался короткими гудками.
— Надо ехать! — приказал себе Гольдмах. — Судя по ее телефонному звонку, даже в такой поздний час она будет мне рада.
Он спустился вниз, сел в машину и снова оказался на площади, перед монолитом вождя, зловещим зданием горсовета и веселыми светофорами.
Таня жила в новом микрорайоне. По ночному городу он добирался не больше десяти минут.
Лифт оказался неисправным, и он поднимался на седьмой этаж пешком.
Уже дверь ее квартиры говорила о многом. От «глазка» в двери, словно паучьи лапки, отходили лучи свастики.
В длинном, тускло освещенном тамбуре, пахнущем кошками, было тихо, как на кладбище.
Звонить не имело смысла. Дверь была приоткрыта.
Гольдмах потоптался на месте, огляделся вокруг и толкнул незапертую дверь.
В темную прихожую пробивался тонкий пучок света из ванной комнаты. Оттуда едва доносилось журчание водяной струйки.
— Есть кто-нибудь? — дрожащим голосом спросил Михаил. — Таня! — позвал он.
В ответ — лишь журчание воды, которое становилось громче. Так, по крайней мере, ему казалось.
Он дотянулся до выключателя. В прихожей вспыхнул свет. Прихожая как прихожая. На полу — коврик. На трюмо — расческа и лак для волос. В углу, у стенного шкафа — две пары домашних тапочек: большие и маленькие, для него и для нее. Все чистенько и аккуратно. Вот только эта струйка воды! И свет в ванной!
Он зачем-то прошел на кухню. Там тоже все прибрано и вымыто. Заглянул в единственную комнату. Диван-кровать, платяной шкаф, раздвижной стол, два стула, кресло, телевизор, компьютер. На полу — ковер. Над диваном — ковер. На окне — тяжелая штора. Потоптался в комнате. Едва уловимый женский запах. Духи.
И все-таки он понимал, что посещения ванной комнаты не избежать, как бы ни оттягивал он этот страшный миг.
Он шарил взглядом по комнате, лишь бы за что-нибудь зацепиться. И зацепился. На телевизоре стояла чья-то фотография в старой, жестяной рамке. Гольдмах подошел ближе, чтобы рассмотреть. А рассмотрев, отпрянул. Это была дореволюционная открытка. Пухленькая девочка лет пяти, в светлых кудряшках, в матросском платьице, на фоне гор. И надпись по-немецки. Местность он сразу узнал — Швейцарские Альпы.
— Это ловушка, — произнес он вслух и тут же бросился в ванную.
Дернув дверь, он вскрикнул. Там кто-то стоял. Резко захлопнув дверь, какое-то время держал ее, подперев плечом. Пока не понял, что этот кто-то он сам. Стены и потолок ванной комнаты были зеркальными.
— Прямо крошка енот какой-то! — посмеялся он над собственным страхом и на этот раз спокойно вошел в ванную.