— Ивана Митрофановича обязательно повидайте, — напомнил Ляпунов еще раз, перед тем как закрыть прозрачный колпак над головой. — Он нас сейчас провожать выйдет.
Первые обороты мотора. И вот уже лопасти винта становятся незримыми и рождают крутящийся вихрь. Жесткий воздух бьет в уши. Трава вокруг ложится плашмя. Самолет подрагивает всем телом, точно ему не терпится уйти в небо.
Березки за хвостом самолета сразу стряхнули с себя всю воду — внезапный ветер высушил их досуха; они пригибаются, теряя листья, ветки.
Зеленая ракета загорается над аэродромом — вылет дежурного звена. Машины выруливают на старт. Они движутся по земле неуверенно и по-утиному покачиваются на мокрых кочках.
Через несколько секунд первая пара мчится наперегонки по взлетной дорожке. Самолеты отрываются от земли почти одновременно.
— Пошли мои сыночки! — слышу я за спиной и оборачиваюсь.
В нескольких шагах от меня, запрокинув голову, стоит безусый старик в синем комбинезоне. Он похож на мастерового, который по ошибке забрел вместо своего завода на аэродром.
Я подумал, что старик хочет завязать разговор. Но он не видит меня, не видит ничего, кроме самолетов.
Оба самолета торопливо поджимают под себя шасси и делают «горку». Вторая пара срывается со старта и тоже набирает высоту. Истребители исчезают где-то в поднебесье, а старик еще долго смотрит вверх.
Небо в голубых разводах, оно обещает просторный летный день.
1943
ОДНА МИНУТА
Ветер совсем притих, и листья, похожие на хлопья желтого снега, падали бесшумно и неторопливо. Листья падали на землю, на лафет пушки, на каски и плечи артиллеристов, на скамью, стоящую поодаль.
Пушка Выборнова только недавно сменила огневую позицию и сейчас обосновалась в сквере, который вытянулся мыском у развилки двух улиц. Несколько тщедушных кленов, афишная тумба, скамья с изогнутой спинкой — вот и все достопримечательности сквера.
Выборнов воевал в этом немецком городке с рассвета. Весь день пушка кочевала по городку, и весь день под ее колесами и под ногами артиллеристов хрустели черепица и битое стекло. С рассвета над городком висела красным облаком кирпичная пыль. Она оседала на лицах, противно скрипела на зубах. Шинели были присыпаны красным, как у каменщиков.
У одних домов вместо крыши остались торчать голые стропила, у других оголился только конек крыши, а потревоженная черепица удержалась на ее крутых скатах. Будто какой-то великан приподнял крышу, встряхнул ее, и черепки, стронутые со своих мест, посыпались к карнизам.
Расчет успел расправиться с пулеметом на шпиле ратуши, с пулеметом в слуховом окне дома на рыночной площади и с фашистами, которые отстреливались из горящего чердака.
В последней стычке был ранен командир расчета, исполнявший также обязанности наводчика, Семен Семенович Казначеев.
Сперва он не позволял себя увести и пытался стоять у прицела. Но скоро силы его оставили, он сник и уже не противился, когда товарищи понесли его.
Казначеев подозвал к себе Выборнова и сказал едва слышно:
— Так что ты теперь, Петро Иванович, больше не второй номер. За весь расчет хлопочи. Обуглись, а выстой!
Он беззвучно, как бы собираясь с силами, пошевелил губами и добавил:
— А меня пусть на родную землю отправят. Не хочу здесь ни лечиться, ни умирать.
— Как я теперь без вас, Семен Семенович? — спросил Выборнов растерянно.
Он так и не нашел что еще сказать своему командиру — ни слова в утешение, хотя бы в напутствие. Выборнов весь поглощен был тревожной мыслью о предстоящем бое, в котором ему придется быть старшим.
На батарее уже давно намеревались перевести Выборнова наводчиком в другой расчет, но Петр Иванович каждый раз отнекивался, находил отговорку.
Перед выходом на прусскую границу Казначеев опять затеял разговор на эту тему:
«А не пора тебе, Петро Иванович, в наводчики определиться? Наводку знаешь прилично. Или неохота?»
«Нет, почему же? — замялся Выборнов. — Придется, если приказ выйдет. Хотя ответственное дело…»
«Значит, весь век хочешь вторым номером называться?»
«Не обязательно, чтобы меня Петром Ивановичем величали. Пусть второй номер! Меня пусть хоть горшком назовут, да только в печь не ставят».
Казначеев рассмеялся, махнул рукой и пошел по своим делам. Выборнов же принялся снова хлопотать у пушки, очень довольный тем, что остается в старой должности — замковым…