Циничная жестокость, но, с точки зрения человечества, единственный по-настоящему рабочий способ геноцида чудовищ. Мы, юся, с этим не справлялись, раз эти твари продолжали успешно существовать спустя тысячи лет.
Я не хочу закончить, как это ебучий ёжик.
Но что делать-то?
— Теперь мне стало ещё хуёвее, — произнёс я и залпом осушил кружку.
— Тебя поить — напиток переводить, — посетовал старик Яотинг.
— Нужно что-то покрепче, — вздохнул я. — Эй, бармен! Как там тебя⁈ А! Гуанг! Есть что-нибудь покрепче этой водички⁈
Через два стола от нас с дедом сидит соглядатай от местной администрации — меня об этом предупредил сам бармен. Следят, чтобы я не начал мутить дичь.
— У меня нет ничего крепче рисовой водки! — ответил Гуанг. — Хотя, постой! Есть основа для коктейлей! Очень крепкая! Один лян за бутылку!
— А чего так дорого⁈ — спросил я.
— Так она дорогая! — ответил бармен. — Берёшь?
— Ладно, беру! — решил я. — Неси!
Гуанг притащил к нам обычную глиняную бутылку, на которой было написано «Основа».
«Это база», — подумал я, прочитав надпись.
— Тебе, почтенный мастер Тэн, я бы это пить не советовал, — предупредил деда бармен.
— Я не настолько тупой, чтобы пить эту отраву, — поморщился Яотинг.
Откупориваю бутылку и принюхиваюсь — пахнет карамелью или типа того.
Наливаю зелье в кружку, выдыхаю и выпиваю.
Горло сразу же обожгло, но не адски, а вполне терпимо. Замираю и прислушиваюсь к ощущениям. Комок пламени прошёл через пищевод и осел в желудке, но не пропал без вести, как вся рисовая водка до этого, а начал какую-то реакцию.
— Хм… — изрёк я. — Кажется, это должно работать, как надо.
Правда, как-то дороговато…
Наливаю себе ещё одну порцию. Бутылка показала дно.
— Ну, будем! — приподнял я кружку и осушил её.
*10 день юся, уездный город Цзинлин, трущобы*
— Твори добро-у-у-у, другим на благо!!! — ору я, идя по обоссанной и обосранной улице. — Не за красивое «спасибо», услышавшего тебя рядом!
Трущобы — это, конечно, то ещё местечко. Канализации тут нет, поэтому жители вываливают своё говно из окон. Улочки тут узкие, поэтому вечером на них начинается небольшое наговнение, ну, типа, наводнение, но с говном вместо воды…
И, всё же, это по-своему атмосферное местечко, где мне просто нравится — похоже, что скоро мне здесь жить, если не найду источник заработка.
Вообще, наверное, не нужно было пробухивать всё бабло в винной башне, но я не справился с собой. Мой маленький алкоголизм, как оказалось, никуда не делся и всё это время был со мной.
И стоило судьбе сделать мне небольшую подножку, как мой маленький алкоголизм сразу же начал действовать.
— Руки твои сильные — ты защити слабого! — пошёл я на третий круг. — Мысли твои верные — ты научи глупого!..
Я не знаю, куда иду — я просто, скажем так, шатаюсь по трущобам всю ночь. И обитатели трущоб терпят мой охуительный вокал только потому, что, во-первых, им ссыкотно связываться с бухим юся, а во-вторых, когда батя в здании, весь криминал сворачивает свою незаконную деятельность.
— А батя в здании, блядь! — выкрикнул я. — Бояться, уважать, нахуй!
— Пиздовал бы ты отсюда, алкашня! — попросила меня одна бабка, выглянувшая из окна своей хибары. — Спать всем мешаешь!
— А? — посмотрел я на неё. — А, бабуля! Ты это… извини — я уже ухожу…
— И спасибо, что всю эту бестолочь разгоняешь! — поблагодарила меня эта сварливая бабка. — Ты ходи, если хочешь, но не ори, пожалуйста!
А бестолочь я разгоняю — это да. Как-то одного доходягу зажали в узком переулке и начали трясти на предмет общепринятых ценностей, совсем не морально-этических. И настолько эти долбоёбы увлеклись, что не заметили, как подошёл я.
Убивать я никого не стал, но отпиздил их всех и вернул доходяге его имущество, а также дал компенсацию из вещей гопников.
«Какие трущобы — такие и герои», — подумал я и мне стало смешно.
Я, невольно, засмеялся, но затем заткнул рот, потому что вспомнил, что мешаю людям спать.
Дальше шёл в тишине, прокручивая в голове текст песни бессмертного и непобедимого Шуры — эх, золотое время было, м-да…
Под ногами чавкает говнище, но я слушаю, что происходит вокруг — всё-таки, хмель уже сошёл. А, кстати…
«Подзаправляюсь» из бутылки.
— Ах, жаль… — потряс я опустевшую бутылку.