— Может, поддержим южных ополченцев? — спросил ванчжан Цзян Линдун, командующий 1-м полком морской пехоты.
Всего в 1-й дивизии четыре полка и в каждом из них, по штату, по десять тысяч ополченцев. Сейчас полки укомплектованы, в среднем, на 70–80% — бои идут, ополченцы гибнут, а замены им нет…
Значительная часть ополченцев стреляет обычными шаровыми пулями, но весь 1-й полк укомплектован пулями Несслера, поэтому считается элитным — основная масса батальонов 1-го полка рассредоточена по критическим направлениям, но пять батальонов находятся в оперативном резерве генерала Смита.
— Зачем? — спросил я. — В обороне они нам почти никак не помогут, но зато могут нанести какой-то ущерб врагу, пока будут умирать.
— Виталик, можно на пару слов? — попросил Маркус.
Отхожу с ним подальше от стола.
— Ты такие вещи не говори, бро, — попросил он. — Это деморализует прямо пиздец.
— Мне уже похуй, — признался я. — Те ополченцы, как ни крути, уже мертвы. Принять мы их не можем, потому что среди них точно есть внедрённые фриками диверсанты, а в обороне они, как я и сказал, почти бесполезны.
— Я не спорю с этим, — поморщился Маркус. — Но солдатам такое говорить нельзя — они же на смерть идут. Понимаешь? Прояви, блядь, хоть иллюзию человечности.
— Чтобы что? — спросил я.
— Надо тебе отдохнуть, бро, — покачал головой Маркус. — Всё это очень плохо на тебя влияет.
Вспомнились события на мясном рынке…
Меня до сих пор осуждают — вижу это во взглядах людей. Им не объяснишь. Точнее, объяснишь, но не поймут или поймут неправильно. И нахуя тогда хоть кому-то что-то объяснять? Правильно, ни нахуя.
— Как всё закончится, закатим пати во дворе, — ободряюще улыбнулся Маркус. — Поедим жареного мяса, выпьем пивка — что хочешь говори, но немного пивка, после такого, нам точно не повредит, возможно, позовём пару красоток…
— Не вдохновил… — покачал я головой. — Возвращаемся к работе. Сейчас важнее оборона города.
*1090-й день юся, Поднебесная, имперская провинция, город Юнцзин, квартал Фэнши, передовая*
«Малолетний пидарас с гвоздём, поцарапавший мою Ласточку», — воссоздал я в голове сцену. — «Ёбаный старшина Шестаков со своим „Атставить!“ и „Ковалёв, ёбаный в рот!“ — пидарас хуев!»
Кровавая пелена застила глаза, а руки и ноги наполнились неестественной силой. В сознании установилась глухая пустота, а контуры тел врагов очертились контрастом. Сейчас все эти мрази умрут.
— А-а-а!!! — заревел я в ярости и бросился к врагу, выстроившему своих солдат по ширине улицы.
Грохнул залп, в меня ударили десятки пуль, но это не сбило моего натиска и, через несколько секунд, я, пролетев через облако дыма, ворвался во вражеский строй и начал раздавать удары княжьим мечом.
Звон смертоносного металла перекрыл вопли умирающих и раненых.
Сквозь пустоту прорывались обрывки слов, глаза игнорировали искажённые в боли или экстазе гримасы врагов, руки ощущали жёсткую оплётку рукояти меча, а тело чувствовало горячую кровь гибнущих людей.
«Не люди», — напомнил я себе, приложив усилие, чтобы пробиться через сознательную пустоту.
Враги впереди кончились, но я развернулся и атаковал тех, кто остался.
Жгу их нерукотворным пламенем, морожу адским холодом, пронзаю металлическими шипами и разрубаю княжьим мечом.
Всё это слилось в одну сплошную полосу крови и смерти…
Останавливаюсь я только в тот момент, когда вижу перед собой испуганного ополченца, прикрывающегося от меня своим ружьём.
— Бро, ты как⁈ — спросил Маркус.
Смотрю по сторонам и обнаруживаю, что ополченцы смотрят на меня с первобытным ужасом, а Маркус — с беспокойством.
— Я в порядке, — ответил я и опустил занесённый для удара меч.
Оглядываюсь на поле боя и вижу, что оно усеяно трупами.
— Вообще-то, мы планировали, что ты срежешь только часть, а остальные, разрозненные и дезорганизованные, убьются об моих морпехов… — напомнил мне Маркус, а затем посмотрел на свой годендаг. — Мисс Пэйн негодует.
— Увлёкся, — вздохнул я.
Снова весь в крови и кусочках людской плоти…
— Враги приближаются!!! — сообщил наблюдатель, сидящий на крыше, в гнезде из мешков с песком. — Около трёх батальонов!
— Иди в тыл, — сказал мне Маркус. — Мы тут справимся.
— Окей, — кивнул я.
Это ебучее чувство опустошения…
Прохожу по коридору, созданному расступившимися ополченцами и захожу в двухэтажный жилой дом, назначенный полевым госпиталем.
Тут много раненых — их доставляют, как я понял, со смежной улицы, где нет юся, зато есть усиленная оборона, с десятками рядов колючей проволоки. Мы с Маркусом встали на самую слабую позицию, где враг вполне может прорваться. Вернее, мог.