Я прошу у него примерно двадцать тысяч километров квадратных — это, буквально, квадрат со стороной 141 километр.
Это восточная часть императорской провинции, сильно пострадавшая от налётов порочников, но сельское хозяйство там пострадало совсем не так, как в окружающих провинциях, в силу того, что эти земли находились в частных владениях аристократов, которые давно уже хуй забили в их развитие и заселение.
Возможно, дело в том, что поставки из остальных провинций имели больший масштаб и выращивать что-то было нерентабельно, а возможно, им просто было насрать, так как есть более выгодные способы заколотить деньжат.
Теперь, когда часть аристократии померла от мора или была убита фриками, договориться о выкупе земли будет гораздо легче. А я за этим и пришёл — если я получу все эти земли под свой контроль, то там сразу же начнётся бурная деятельность по строительству аграрных поселений, в которых будут жить селяне, объединённые под управлением агрохолдингов.
Таким образом, мы не только, скажем так, спасём Юнцзин от голода, но и сильно продвинемся по нашему генеральному плану — так мы получим власть над продовольствием, то есть, власть фактическую.
Это не только рис, зерно и картофель, но ещё и бобовые, а также хлопок.
Современный нам с Маркусом и Сарой севооборот тут не знают — я неоднократно наблюдал поля под паром, то есть, «отдыхающие» целый сезон, чтобы накопить азот, поэтому грядёт аграрная революция…
Закроем вопрос с продовольствием — считай, сделали основную часть дела. Избыток продовольствия — это, по словам Маркуса, ключевой элемент для промышленной революции. А там уже никакие кровососы и фрики не страшны — тупо задавим их артиллерией и скорострельными ружьями.
— Хм… — задумчиво погладил бородку великий секретарь Сунь, рассматривающий схему. — Выглядит очень продуманно.
— Так не с кондачка к тебе примчал, — усмехнулся я. — У меня всё продумано.
— Хм… — вновь задумчиво хмыкнул Сунь.
Он озадачился — теперь усиленно размышляет. Никто ещё не приходил к нему со столь амбициозными проектами.
— Это будет очень тяжело осуществить, — наконец, произнёс он. — Все эти земли — чьи-то…
— Я это знаю, — кивнул я. — Их можно выкупить за счёт императорской казны, а мы возместим всё в течение следующих двадцати лет — с доходов кварталов.
На самом деле, гораздо раньше — как только по полной заработают тёмные фабрики. Но незачем ему знать, что твориться во тьме цехов.
— Двадцать лет… — произнёс Сунь. — Мне нужны будут точные расчёты.
— А вот они, — улыбнулся я и положил на стол свиток. — Всё посчитано, в точном соответствии с прогнозами экономического роста кварталов после восстановления. Ты пойми — это даст императору полную независимость от ванов! А там, глядишь, можно будет задумываться о постепенном возврате контроля над империей…
— Тихо… — предупредил меня напрягшийся Сунь. — Ты заводишь опасные речи…
Ну, да. Считается, что власть императора непререкаема и абсолютна, поэтому все ваны подчиняются ему беспрекословно, что вообще никак не бьётся с реальностью.
Ваны на хую таскают волю императора и подчиняются ему сугубо формально. Он вынужден, через свою бюрократическую аппаратуру, договариваться с ванами и идти на компромиссы — заниматься политикой, проще говоря.
Но закулисно, конечно же, есть строгая иерархия кровососов, которые, по идее, тоже должны беспрекословно подчиняться тому блондинистому кровосисе, которого я видел лично. Только вот, как я уже хорошо знаю, его власть над своими подсвинками не абсолютна и не беспрекословна.
Впрочем, Сунь прав — во дворце о таком лучше не болтать.
— Ладно-ладно, — махнул я рукой. — Но ты подумай. Продовольственная безопасность — вот что я предлагаю.
— А тебе какая выгода? — нахмурился великий секретарь.
— Всё та же — деньги, — улыбнулся я. — Я мечтаю стать самым богатым юся в истории. Хочу, чтобы моё имя ассоциировалось у людей с честным золотом. Не полученным от предков, не украденным, но добытым честным трудом — вот этими вот руками.
— А что об этом думает Витя Маджонг? — усмехнулся Сунь.