Я не достоин человеческой жизни. Моему сыну будет лучше без меня. С Лукой. Не смог уберечь его мать, просто просрал все. Долбанный неудачник.
- Да. Но все при встрече. – Лука пытается манипулировать мной, он еще хочет спасти мою заблудшую душу. Но нельзя спасти того, кто этого не хочет.
- Ты можешь наврать мне.
- Тогда уедешь обратно. Или я лично перережу тебе горло. Зачем разводить спектакль? Сдохнешь и все. Без концертов.
- Как у тебя все просто! – хмыкаю я, не веря ни одному его слову. У него руки не поднимутся на сына.
Мы можем обманывать себя сколько угодно. У нас нет доказательств, но все вело к тому, что Алиса и Алёна мертвы. Не было ничего, что указывало бы на обратное.
В ту страшную ночь они исчезли, словно их не было, оставляя за собой легкий флер своего присутствия в нашей жизни. С нами сыграли самую ужасную шутку.
Откинув мобильный в сторону, я запустил руки в карманы штанов, пытаясь отыскать там сигареты. Вместо них я нащупал свернутую бумажку, заляпанную грязью и никотином. Это была фотография с камеры видео наблюдения ужасного качества. На ней был мужчина в маске, удерживающий связанную Алёну, волосы слиплись от грязи и остатков крови.
Она была напугана и одна. Это последняя её фотография. В Пекине. Потом след обрывался.
- Я могу чем-то помочь? – китаец указывает на смятую фотографию, приподнимая одну бровь. На его лице нет сожаления, он вряд ли знает, что такое семья. – Могу прошерстить там, куда тебе не добраться.
- Вряд ли. – сглатываю вязкую слюну. – Её привезли сюда в клинику пластической хирургии. Кто-то решил изменить её внешность, или хотел, чтобы мы так думали. Клиника, в которую её привезли, закрылась несколько недель назад, записи удачно сгорели, а врачи погибли. Это оставляло бы шанс на то, что кто-то заметает следы и еще есть шансы на благополучный конец этой истории. Но потом я узнал, что…
- Там торговали органами. – закончил за меня китаец сухо, протягивая сигарету. – Помню. Но еще там был таец, особый врач…
Глава 3.
Москва. Наши дни.
Маленький слабак. Он потерял любимую.
Я потерял любимую и дочь, вдвое больше его, но не сдаюсь так просто.
В груди запекается сердце от жжения и боли, чувство преследующие меня все это время. Без них моя жизнь ничего не значит. Это я виноват в том, что случилось. Только я…
Много лет назад до рождения дочери и возвращении Мониши в мою жизнь, я имел счастье познакомиться с редкостными психопатом, способным на что угодно ради своего блага. Григорий Левин был одним из нас, бывшим военным, он втерся в наше доверие и практически стал другом. Его умение виртуозно управлять людьми пугало и восхищало.
Мы часто вместе пропускали по стаканчику, обсуждая работу. Левин напоминал чем-то меня: угрюмый и немногословный, со своей историей. Это нас и сблизило.
Левин воровал детей и продавал их за границей. Кого-то семьям, которые не могли иметь детей, других - на органы. Мы долго гонялись за ним, а он ускользал. Нам с Майлзом чудом получилось сопоставить факты и понять, что Левин и человек, торгующий детьми – одно и то же лицо. Григорий несколько лет водил нас за нос, искусно тасуя улики, выставляя дураками.
Мы решили с Майлзом расправиться с ним так же жестоко, как он обходился со всеми пропавшими детьми. Мы уничтожили его жизнь, обнародовав всем, кто он есть на самом деле. Мы сделали его одиноким. Как оказалось, Гриша очень успешно скрывал наличие семьи: жены и двух сыновей. После всего они не захотели с ним общаться, жена от него ушла, а один из сыновей в итоге спился. Ничего хорошего.
Самого Левина посадили в закрытую тюрьму, где он должен был отбыть пожизненно… Но как оказалось ему скостили срок за предоставленные секретные сведения и рак. Гришу выпустили за год до его смерти, чтобы дать возможность пожить напоследок. Ему просто помогли бывшие связи.
Ему хватило этого времени, чтобы разрушить мою семью. Отомстить за всё, в чем он считал меня виноватым.
- Лука Ханзиевич, маленький Демид сегодня плачет навзрыд, никак не могу его успокоить. Сердце разрывается. – маленькая Кари зашла в кабинет, она неловко поджала пальчики на ногах в тапочках, переминаясь с ноги на ногу. В глазах у неё и вправду стояли слезы, она очень привязалась к малышу.