Филипп сложил тетрадь и сунул обратно в карман.
— Я все объясню директору!
Можно было подумать, что Терновский сейчас выстрелит из своей «двустволки»: в его светлых глазах-кругляшах сузились зрачки.
— Хорошо, подчиненный. Ты не знаешь, что к директору с таким вопросом непосредственно…
— А я обращусь!
— А я запрещаю!
«Плевать мне на твое запрещение, сволочь», — подумал Филипп. Он, не скрывая ненависти, посмотрел на Терновского.
Терновский подошел вплотную к Филиппу. Он был ниже ростом, и перед глазами Филиппа сверкал полированный шар его черепа.
— Вот что. Ты человек молодой, а я с тридцать пятого начальник ОТК и разные переплеты видел. Потому я держусь, что на этих полках нет липы. Все чисто! А каких бы я дров наломал, если б слушал каждого?! У меня один закон — чертеж. Подписанный и утвержденный!
«Врет Стас. Терновский не дурак. Он скорее мудрец!»— подумал Филипп и, сдерживая себя, заговорил как можно спокойнее:
— Скажите, Виктор Алексеевич, вы считаете, я не прав, что ношусь с этими расчетами?
— Возможно, ты и прав. Но есть вещи поважней твоей правоты — государственный план.
— А если это очковтирательство и показуха?
— Что?! Ну, Круглый…
Филипп уже не мог сдержаться. Он рывком вытащил свои записи.
— Да, да! Вот доказательство!
— Заткни их себе в… И убирайся! Объявляю тебе выговор!
— За что?
— За дискретацию начальства.
— Вы хотели сказать — дискредитацию?
— Если ты сейчас же не уйдешь, я тебя вышвырну вон!
Филипп рванул дверь. Сквозняк стукнул форточкой и разметал белые листочки сдаточных.
На лестнице Филипп встретил Кудинова. Тот спускался вниз, согнувшись под тяжестью осциллографа. Заметив Филиппа, Кудинов поставил осциллограф на ступеньку.
— Эх вы!.. Трепанулся Стас насчет шумов транзисторов. Заставить бы вас тащить эту кастрюлю на третий этаж. Звонки!
— Значит, вы приняли ПОА?
— А то! Знаю, знаю… Я тебе советую: меньше рыпайся. И так в цехе говорят: новичок себя показать хочет.
— А я к директору пойду.
— Иди. Только директор всего три месяца как работает. Ему квартальный план дороже родной мамы. Говорю тебе по-дружески: к концу месяца они все психованные. Лучше не связывайся.
— Эх вы, Кудинов, Кудинов.
Кудинов сплюнул через стиснутые редкие зубы.
— Ты случайно не дурной? — Он ухватился за черную ручку осциллографа и поволок его в лабораторию. — Кстати, твои игрушки снесли в лифт! На склад готовой продукции. Отправляют. Все три штуки.
Филипп, перескакивая через ступеньки, понесся в цех.
Вот и верстак, покрытый зеленым сукном. На верстаке пусто. Коля выдвинул ящик и складывал в него инструменты. Отвертки, дрель, сверла, штангенциркуль, угломер…
— Отдал приборы?! — сдерживая дыхание после бега, спросил Филипп.
— А что мне с ними, драться?! Приду домой и напишу в министерство. Я и Кудинову об этом сказал. И Шанцову. Смеются себе.
Филипп вышел из цеха.
Директор, Роман Александрович Корнев, был на заводе новым человеком. Его прислали сюда три месяца назад, после того как завод, на котором он работал главным инженером, слился с другим предприятием. В «номенклатурных» он ходил уже пять лет и был известен как дельный руководитель, несмотря на молодость. Впрочем, сорок три года не так уж и мало. После слияния предприятий его вызвали в обком и предложили на выбор три завода. Два в Ленинграде, один в области. Он остановился на приборостроительном.
— Хитрец, — улыбнулся инструктор. — Взяли очищенный орешек.
— Меня интересует не состояние, а профиль завода. Я приборист, — ответил Корнев.
— И то верно, — согласился инструктор. — Однако вам повезло: завод не тяжелый. Главный инженер — тягачок, хотя организатор он слабый.
— А где бывший?
— Скончался.
— Довели?
— Сердечник. Не директор был, а клад. Вы сводки посмотрите.
— Сводки — это сводки, — прощаясь, произнес Корнев.
Вскоре он принял завод. Сегодня ровно три месяца. Тридцатое — удобное число для памяти.
«…Интересно, что все-таки он хочет сказать? — думал Корнев, с трудом вслушиваясь в стрекотание главного технолога. — Оратор третьей категории…»
Сотрудников Корнев делил на три категории. К первой относились те, кто говорил так, как думал. С ними хорошо работать. Ко второй те, кто думал лучше, чем говорил. С ними интересно работать. К третьей — кто говорил лучше, чем думал. С ними все что угодно, только не работать.