Поджав губы, я заявила:
— Может, и так. Вполне. Но не тебе об этом говорить.
Кидзима горько усмехнулся. Я презираю людей, прячущихся за улыбочки. Как мой шеф на работе.
— Ты ведь сестра Юрико, да? Сочувствую. — Кидзима приветствовал меня так же вежливо, как Мицуру. — Понимаю. Тебе, сестричка, тоже казалось: Юрико встала на эту дорожку и ждала, что рано или поздно кто-нибудь ее прикончит. Скажешь, нет? Я думаю, мы с тобой единственные, кто ее по-настоящему понимал.
Что он несет? Что я могла понимать?
— Это ты виноват. Ты ее толкнул на эту дорожку. Втянул в эту гадость. Она была бы жива, если б не встретилась с тобой. И это еще не все. А Кадзуэ? Ты над ней издевался.
Как же он был мне противен! Страшно хотелось задеть его побольнее.
— Я над Кадзуэ не издевался. Просто она начала слать мне письма, и я не знал, что делать. Она была такая жалкая. Правда, Кадзуэ мне не нравилась, но я и не собирался делать ей больно. Что я, бревно бесчувственное?
Кидзима оправдывался на удивление неуверенно. Может, испугался, что две женщины, с которыми он был связан, убиты?
— Зачем ты явился в суд?
Кидзима запнулся, вытер толстой ладонью выступивший на лбу пот. Уловив его замешательство, Мицуру сменила тему:
— Ладно. Скажи лучше, чем ты все это время занимался. Я слышала, от тебя отказался отец.
— Что ж! Как говорится, горбатого могила исправит. У меня бизнес. Эскортные услуги. Девушки для состоятельных мужчин.
Порывшись в бумажнике, Такаси Кидзима вытащил две визитки и вручил мне и Мицуру. Та прочитала вслух:
— «Женский клуб „Мона Лиза“. Элитные девушки к вашим услугам». Ой! В слове «элитные» иероглиф неправильный. И карточка какая-то старомодная.
— У нас есть клиенты, которым нравится такой стиль. А с иероглифом все в порядке. Мы нарочно его вставили. Это старое написание. Да, кстати, — ну и как там мой старик?
— Нормально. Изучает насекомых, работает комендантом в общежитии в Каруидзаве. А мама твоя умерла. Знаешь об этом? — сочувственно поинтересовалась Мицуру.
— Когда?
— Вроде три года назад. У нее был рак.
— Рак? Страшное дело. — Кидзима подавленно сгорбился, хотя мясистая шея скрыла это его движение. — Она из-за меня намучилась. Через год мне сорок стукнет, а что у меня за работа? Гордиться нечем. Разве я мог ей на глаза показаться?
— Кидзима-сэнсэй тоже за тебя переживает.
— В письме он что-то про это молчит. Лишь кается за сына, — отрезала я.
Мицуру нервно посмотрела на меня.
— Что за письмо? Покажите, если там про меня есть.
Мицуру полезла в сумку, но я ее остановила.
— Надо сделать копию. Письмо важное. Ты же не хочешь его лишиться? Когда еще вы с ним встретитесь? У нас на работе со всего копии снимают. Ты чересчур доверчивая.
— Вообще-то да.
Мицуру, которой Кидзима-сэнсэй явно был не безразличен, колебалась, не зная, как поступить. Такаси сложил руки в шутливо-умоляющем жесте:
— Я только посмотрю и тут же отдам назад.
Мицуру неохотно протянула ему письмо, и он, устроившись на стуле, стал читать.
— Кидзима, а кто этот парень? Твой сын? — спросила я.
Такаси оторвался от письма. В его глазах мелькнул дразнящий огонек. Мне сделалось не по себе.
— Что, не узнаешь, сестричка?
— Нет. Кто он?
— Сын Юрико.
Я ошеломленно смотрела на парня. Юрико писала в дневнике, что родила сына от Джонсона. Значит, передо мной — совместный продукт этих двух красавчиков? Парень, наверное, скоро будет школу заканчивать. Мицуру широко улыбнулась, показывая крупные зубы.
— Это же твой племянник!
— Выходит, так.
Я торопливо провела всей пятерней по волосам. Мне страшно захотелось отнять сына Юрико у этого гадкого Кидзимы. Однако парень, ставший объектом всеобщего внимания, даже не смотрел на нас. Сидел тихонько и ждал, пока Кидзима закончит свои дела.
— Как его зовут?
— Юрио. Это вроде Джонсон такое имя придумал.
— А как он с тобой оказался?
— Джонсон был в таком шоке, узнав об убийстве Юрико, что уехал в Штаты. Хотел и Юрио увезти, но тот предпочел остаться. Я решил взять его к себе, пока не закончит школу.
Я посмотрела на Юрио. Надо же, сын Юрико! Внутри поднялась пьянящая радость. Радость оттого, что опять вижу перед собой красивое лицо.
— Здравствуй, Юрио!
Юрио поднял голову и посмотрел на меня.
— Здравствуйте!
Юноша уже вышел из того возраста, когда ломается голос. Он у него был густой, глубокий и в то же время — полный молодой силы. Прекрасные глаза. Чистые и прозрачные. Сдерживая колотившееся в груди сердце, я проговорила: