— Да вот то, что ты делаешь сейчас, самое-самое благодеяние. Ворота рая будут открыты для тебя, сын мой. А в раю… В раю все приготовлено, что только не пожелаешь. Вместо воды будешь всегда пить шербет. Тебя будут всегда окружать красавицы гурии с тонкими талиями. Они настолько нежны и изящны, что когда пьют воду, вода просвечивает у них в горле, когда съедят хоть немного моркови, заметно в боках. Они — красавицы. Щеки у них — алые цветы, губы — полураскрытые бутоны. Смело отказывайся от всех наслаждений на этом свете, истинные наслаждения только там, понял?
— Понял. Значит, надо скорее отправляться на тот свет, зачем зря шататься на этом? Вам уж наверняка открыты ворота рая, а вот у меня, оказывается, дела плохи, — сказал Хатам.
— Не надеется лишь шайтан. Почему же ты говоришь, что твои дела плохи? Даст бог, мы с тобой вдвоем войдем в рай.
— Нет, — сказал со вздохом Хатам, — ведь я же не построил мечети, как это сделал ваш отец…
— Строить мечети дано не всем. Великое благодеяние и то, что делаешь сейчас ты. Ты на своих плечах носишь меня в мечеть на намаз и обратно домой. Это большое благодеяние. Если ты хочешь, чтобы было тебе хорошо в потустороннем мире, то отрекись от наслаждений в этом мире, сынок.
— Я и так уж отрекся, дядя. От чего еще мне отрекаться? Если бы у меня была возможность построить мечеть подобно вам и вашему отцу! Нет, трудно быть похожим на вас. У меня же нет, как у вас, земли, воды, богатства, чабанов, слуг, чайрикеров. Оказывается, ежедневно в пятикратном намазе мусульмане благословляют вашего отца и вас, и на джума-намазе домулла-имам произносит имя вашего отца при чтении хутбы. Трудно быть похожим на вас. Ваши родители знали, оказывается, какое вам дать имя. Вы, оказывается, и есть додхудай, данный богом.
— Верно говоришь, вот посмотри, — сказал Додхудай, показывая правую руку. — Пять пальцев не равны, подобно этому сам всемогущий аллах создал кого богачом, а кого нищим. Вот возьми меня или твоего приятеля Джаббаркула-аиста. Я направил тебя на путь истинный и обучил намазу. Это благодеяние. Этим благодеянием тебе обеспечена хорошая жизнь на том свете. Вот и прибыли живы-здоровы в мечеть. Пусть сопутствуют тебе духи имама Хасана, имама Хусана, брат мой!
Поднимаясь по лестнице как обычно, Хатам увидел Ходжу-цирюльника и Карима-каменотеса и поздоровался с ними.
Во дворе мечети было полно народу. Увидевшие Додхудая люди расступились на две стороны, говоря: «Дорогу, дайте дорогу!», а Хатам с возгласом: «Берегись! Посторонись!» — пробирался между выстраивавшимися в два ряда молельщиками. Додхудай поклоном головы здоровался с людьми, держался гордо, словно все эти люди специально вышли его встречать.
Поднявшись по ступенькам на высокую террасу, Хатам зашел в правое крыло мечети, подошел к поставленному возле минбара для чтения хутбы приспособлению — низкому широкому табурету, присел на корточки и с помощью людей усадил Додхудая на табурет.
Некоторые из молельщиков подходили к Додхудаю, здоровались с ним, снова возвращались и становились в ряд. Хатам перевел дыхание, вытер пот с лица, поправил одежду на себе, намотал одолженную Додхудаем чалму палевого цвета на голову и сел рядом с ним на корточки.
В ожидании домуллы-имама молельщики молча сидели стройными рядами, некоторые из них перебирали четки.
Обычно люди высоких сословий совершали намаз внутри мечети, а большинство молельщиков: ремесленники, бедняки — на террасе мечети на широком дворе. Находившиеся внутри мечети молились богу на ковровых или тканых из шерсти толстых, мягких подстилках, а те, кто был снаружи, поклонялись аллаху на постланных на землю собственных халатах или поясных платках. В особенности людно бывало в мечети имама Хасана, имама Хусана по пятницам, когда здесь собиралось не меньше пятисот правоверных.
В полдень солнце поднимается к зениту, а по ступенькам мечети медленно поднимается Имам Урганджи, поддерживаемый под руки двумя прихожанами.
Правая нога имама немного короче левой, поэтому он ходит, припадая всем туловищем на одну сторону. Когда люди хотят сказать друг другу что-нибудь об имаме, всегда добавят и прозвище — хромой. Он среднего роста, с продолговатым лицом и плоской переносицей, отчего ноздри его приплюснутого носа смотрят не вниз, а выворочены кверху. Говорит он гнусавя. Губы его, хотя толсты и мясисты, но как-то так устроены, что не могут скрывать крупных некрасивых зубов. Имаму приходится как бы натягивать свои губы на широкие резцы, чтобы их не было видно. По этой же причине он старается не улыбаться.
Рыжая борода давно уж с проседью.