— Фрейд был расположен к мыслям о смерти, и сам подтверждал, что думает о ней каждый день. Также он обладал нездоровой привычкой при прощании говорить друзьям: «Прощай, возможно, мы больше не увидимся».
— Очень предусмотрительно, скажи?
— Эм-м, сомневаюсь, что эта книга способствует хорошему настроению.
— Она довольно иронична. — не согласился Принс и освободил руки девушки от книги, чтобы они могли окутать его шею. — И поучительна.
Видя сомнение на глубине небесных глаз, добавил:
— Правда. Я стал проще относиться к факту смерти.
Алиса поморщилась и накрыла ладонью ухмыляющиеся губы:
— Ни слова об этом! Энн и философский кружок плохо на тебя влияют.
— Скорее я плохо влияю на членов с маленькой буквы, которые не продвинулись в своих знаниях дальше учений Аристотеля, — парень посмеялся и чмокнул ладошку, отчего Голден ощутила щекотку.
Переместила ладошку на щетинистую щёку и прижалась губами к губам Эдварда. Невесомый поцелуй стремительно набрал обороты, стоило языкам встретиться с единственным намерением — довести друг друга до болезненного онемения.
Алиса теснее прижалась к жилистому телу и рассмеялась, когда Принс повалился спиной на кровать и позволил кудрявой копне волос скрыть их от внешнего мира, точно шатром.
— Обалденный вид, — прошептал Эдвард, большим пальцем сминая тонкие губы девушки. — Предлагаю весь день провести в кровати.
— Сегодня собрание философского кружка, не забыл?
— К чёрту! Я любимчик старика Деннета: могу и пропустить сходку придурков.
— Ты — хвастун!
Принс прищурился:
— Я бы посоветовал тебе быть осторожнее: мои пальцы находятся слишком близко к твоим трусикам.
— Пошляк, — рассмеялась девушка, но смех быстро перерос в откровенный стон, когда предупреждение быть осторожной не возымело эффекта.
Ощутила длинные пальцы между ног и неосознанно поддалась вперёд, вновь и вновь прокручивая в голове картины прошлой ночи. Влажный язык очертил её приоткрытые губы, поймал ещё один стон и заскользил ниже по подбородку.
Чёртов воротник платья препятствовал горячим поцелуям, потому от платья избавились в первую очередь — оно приземлилось на пол, а следом за ним отправилась футболка парня и весь мешающий ласкам гардероб.
Рядом с ним забывалось всё плохое.
Казалось, он и есть источник всего плохого, что случилось в жизни.
Но именно сейчас, в это самую минуту, он был единственным, кто разукрашивал жизнь яркими красками. Пусть и в пределах маленькой комнаты.
Эдвард увеличил громкость музыки, которая через наушники заглушала встревоженный голос девушки. Она встала с лавочки, на которой они сидели, и отошла на несколько шагов.
Разговаривала с отцом, потому не могла унять дрожи в голосе. Разговор с матерью давался легче, по крайней мере, удавалось держать себя в руках, а голос спокойным.
Эдвард перевёл взгляд с фигуры девушки, вышагивающей вдоль бордюра, и уставился на тюльпановое поле, которым славился Олений парк. Только вот из-за непогоды цветы сравнялись с землёй и не представляли из себя ничего привлекательного.
Парень редко сюда приходил, а если быть откровенным, то вовсе предпочитал обходить парк стороной. Здесь скучно и неуютно, что подтверждалось отсутствием живой души. Он и представить не мог, что последний выходной перед учебными буднями проведёт в Оленьем парке, разделяя лавочку с Голден.
Эдвард удивлял сам себя: отказался завалиться в студию парней и предпочёл мёрзнуть в непривлекательном парке с грустной девушкой.
Если утром она излучала улыбку и претендовала на замену солнца, что радовало яркими лучами с облаков, то с каждым часом её энергия потухала. После разговора с родителями вовсе исчез намёк на улыбку — девушка вернулась на лавочку со стеклянными глазами.
— Всё нормально?
— Разговаривала с папой, — большим пальцем гладила экран мобильного телефона и пожала плечами. — Его речь…стала сбивчивой и непонятной, но чувствует себя хорошо. А это самое главное.
Эдвард кивнул, и девушка, поколебавшись, убрала телефон в карман пальто.
Подняла голову на небо и уставилась на одиночный хоровод снежинок, что неспешно приземлялись на землю и быстро таяли. На чёрном небе ни луны, ни звёзд, только очертания падающих снежинок и блики уличных фонарей. Один из них стоял у лавочки и работал с перебоями, отчего свет несколько раз мигал на последнем издыхании и потухал, погружая улицу в сумрак.
Спустя минуты с громким, режущим звуком включался и освещал лавочку тускло-жёлтым светом.