Однако Роуз была максимально подавлена, потому не обратила внимания на промелькнувшую язвительность. Не отрывала глаза от дороги и каждую секунду всхлипывала, старательно подавляя истеричные стоны.
— Как же ты, Эдвард?
— Со мной всё будет хорошо.
В чём он очень и очень сомневался. Но знать об этом подавленной Рози не стоило, наверное, именно поэтому растянул губы в подобие улыбки и погладил хрупкое плечо.
— Всё хорошо, — повторил и заслужил ответную улыбку. Такую скованную, доверчиваю и такую…последнюю.
Сам не понял, что произошло: только разглядывал лицо девушки, как уже перед глазами мелькали крыша, приборная панель, лобовое стекло. Успел прикрыть голову рукой, прежде чем сильный удар извне впечатал спину в дверцу автомобиля, а голова, прикрытая ладонями, проломила окно.
Эдвард не почувствовал боли. Только непонимание и шок. Хотел открыть глаза, но почему-то тело отказывалось подчиняться. Почему? Ничего же не болело.
Шум в ушах заменил пространство вокруг и несколько минут ничего не воспринимал, кроме шума бешено циркулирующей крови. Вдруг отчётливо начал ощущать каждую венку, что вздулась от напряжения, каждый чёртов сосуд, что норовил взорваться, каждую клетку в теле.
Боль медленно приближалась. Сначала затронула пальцы ног, пробралась выше, выдавливая колени наизнанку, ещё выше, скручивая тазобедренные суставы и ещё, пока не сковала все нервные окончания.
Особенно больно в области головы. Хотел прижаться ко лбу рукой и не сразу сообразил, что именно ладонь слиплась с кровоточившей макушкой. Вторая рука… Вторая рука застряла между сиденьями. Как такое возможно?
Невыносимая боль.
Сквозь шум начали прорываться посторонние звуки. Стоны.
Кажется, его стоны.
И писк. Противный писк приборной панели настойчиво сообщал о поломке автомобиля. Но и без этого отвратного звука Эдвард сообразил, что случилось что-то ужасное.
Оставалось надеяться, что ужасное есть поправимое. Иначе боль не унять.
С трудом открыл глаза, и тут же ощутил нестерпимое жжение. Кровь застелила обзор на лобовое стекло, что выглядело, как миллион льдинок, одного прикосновения к которому достаточно, чтобы хлипкая конструкция рассыпалась к чёрту.
Хриплый стон вырвался из горла, когда оторвал ладонь от разбитой головы. Тут же осязаемый воздух «ударил» по открытой ране и стало в разы нестерпимее. Вытер глаза запястьем и попытался спасти вторую руку из захвата кресла, как услышал тихий стон.
Не свой стон.
Запоздало вспомнил о том, что в машине был не один.
Чёрт! Чёрт! Чёрт!
— Роуз, — в ужасе прохрипел и уставился на девушку, что неестественно лежала между поломанным креслом и дверцей, выгнутой внутрь салона. Густой дым заполнил пространство и с каждой секундой становился отчётливее, отчего слезились глаза.
— Эдвард…
— Сейчас, — проговорил и, до боли сжав челюсть, вырвал руку «из захвата». — Я помогу тебе, сейчас.
— Я не чувствую тела…
— Сейчас, — отчаянно повторил и не сдержался от мучительного хрипа, когда повреждённое колено стрельнуло дикой болью в область поясницы. — Потерпи, Роуз.
Уставился на девушку и искренне не знал, как поступить. Она лежала в такой…странной позе, что любое прикосновение к ней казалось небезопасным. Тем не менее, выбираться из автомобиля, погрязшего в дыму, было необходимо.
И только хотел дотронуться до подруги, чтобы помочь принять естественную позу, как столкнулся с онемением. Пальцы скрутились, точно кто-то жестокий и невидимый практиковал на них морские узлы, и стало невыносимо держать руки на весу.
Эдвард пытался.
Видел, как из уголка губ подруги струилась активная струйка крови, и, превозмогая чёртову физиологию, повернул её голову в сторону. Кровь хлынула изо рта девушки, что до помутнения перед глазами испугало Эдварда.
Он что-то сделал не так. Чёрт возьми, что-то не так?
— Я не послушалась тебя, — едва слышимо проговорила Рози. — Выехала на встречку.
Какая теперь разница? Ничего исправить невозможно. Невозможно промотать время назад и остановить автомобиль у обочины. Невозможно промотать время назад и не затевать глупый план, не питаться лживыми иллюзиями и не обижать тех, кто действительно дорог.
Сейчас же в остатке оставалась боль. Только боль. Внутри, снаружи, — боль поглотила целиком, точно страшное чудовище из детских страшилок.
Смотрел на бледную парфюманку и не знал, что ответить. Хотелось просто вернуться назад. Возможно, в тот день, как впервые увидел её в коридоре общежития: с большой коробкой в руках, из которой вываливались свечки.