— Сколько угодно! Следующая версия: богу скучно, вот он нами и забавляется, играет, так сказать. Правда, похоже?
— На что?, — глухо отозвался Бенни.
— На все это, — Клеманс широко повел рукой перед собой. За лобовым стеклом грузовика уже явственно обозначались контуры заброшенной свалки. Из корявых холмов торчали тлеющие на углях времени остатки и отходы человеческого труда, прежде бывшие машинами, конструкциями, предметами быта, а ныне ставшие мусором.
— Не вижу связи, это ведь люди напакостили, а не господь.
— Как посмотреть, ведь мы его создания, что же он нас не воспитал, как следует?
— Может, ждет, когда мы сами…
— А может быть, — перебил Адамса Клеманс, — ему этого и не надо? Мне, например, нравиться версия, что господь и дьявол играют в бесконечную игру, в которой мы и все миры этой вселенной, всего лишь фишки. Как, Бен, на счет этого думаешь?
— Плохо думаю, — после длительной паузы отозвался Бенни.
— Почему же?
— Потому что, кроме ощущения, что ты неправ и веры в то, что есть высшая справедливость, мне возразить нечего.
— Вот молодец!, — обрадовано воскликнул Клеманс. — Я знал, что ты не глуп, а оказывается, ты еще и умен! Знаешь, — увлеченно принялся вещать он, — я действительно уверен, что бог и черт играют друг с другом, а какой при этом возникает вывод?!, — Клеманс сделал паузу, ожидая, что Адамс что-нибудь скажет, но Бенни молчал. — А тот, что в подобной игре оба игрока равнозначны! А посему выйти из этой игры мы не можем, зато можем выбрать, на чьей стороне играть!
— Я вижу, ты свой выбор уже сделал.
— Да, только не тот, который ты предполагаешь!
— Интересно, что же нового ты мог придумать?
— А все новое — это хорошо забытое старое. Это мы сейчас, став цивилизованными, разделили добро и зло, а в древности это было единым целым. А в дикой природе и сейчас так. Кто из морских хищников задумывается о моральном аспекте охоты?! То-то и оно, что, никто! Поэтому я просто живу ради себя и не мучаюсь по поводу справедливости или несправедливости окружающего мира.
— То есть эгоизм, возведенный в ранг религии?
— В ранг религии?, — Клеманс усмехнулся. — Это ты неплохо сказал. А что, у тебя есть альтернативные предложения?
— Рони, только не надо хитро и издевательски коситься на меня! Ты же прекрасно понимаешь, о чем я говорю!
— Понимаю, Бен, конечно, понимаю. Ты говоришь о человечности, доброте, милосердии. Так?
— Так.
Фургон сильно тряхнуло, Адамс опять больно ударился затылком.
— Чёрт!, — воскликнул он, потирая ушибленное место.
— Вот видишь, чёрта вспомнил!
— Ну, вспомнил, а ухабы то здесь причём?
— А при том! Пока дорога была ровная, ты начал рассуждать об общечеловеческих ценностях, а как тряхнуло, так сразу ухватился за собственную голову!
— Чушь! Езжай, пожалуйста, помедленнее.
— И не подумаю, я…
Бенни неожиданно для самого себя молниеносным ударом левой руки вырубил Клеманса и тот на полу-фразе ткнулся лбом в руль. Грузовик запетлял было по дороге, но Адамс выключил зажигание. Положив ключи в карман, он вылез наружу, потер левый кулак, ушибленный об своего пленителя, не торопясь обогнул кабину и бесцеремонно сбросил Рони вниз. Обыскал его, вытащил пистолет, портмоне с кучей каких-то карточек, подцепил его рукой под локоть и оттащил на пару метров в сторону. Вернулся к машине и, отдуваясь, уселся на подножку. Клеманс застонал, зашевелился, сел, держась рукой за правую скулу, и вдруг неожиданно улыбнулся.
— Ну, и удар у тебя!
— Глупец, чего ты радуешься?
— Бен, это ты глупец, ты не понимаешь что делаешь!
— Почему не понимаю?, — Адамс поднял пистолет. — Я саданул тебя в челюсть, а теперь держу тебя на мушке. Знаешь, дорогой, Рони, ты мне так опостылел своими мировоззренческими версиями, что блевать хочется! К тому же ты, как я убедился, порядочная сволочь, поэтому не сомневайся, я с большим удовольствием нажму на спусковой крючок, если дернешься.
— Да?, — как-то задиристо переспросил Клеманс и неожиданно бодро и ловко вскочил на ноги. — А вот это мы сейчас посмотрим!
Он тут же прыгнул в сторону Адамса, видимо, надеясь придавить его своей тушей. Тренированное тело бывшего рафера среагировало мгновенно: раздался выстрел, Рони словно на бетонный столб наткнулся и безжизненной грудой осел вниз. Адамс встал и с удивлением вновь почувствовал, что не испытывает не только угрызения совести, но даже легкого сожаления по поводу случившегося.