Шараф положил на папку с делами карандаш и медленно поднял на собеседника удивленные глаза.
— Но ведь вы же… А я-то всегда думал, что вы близко знакомы с Владимиром Ильичем.
— Почему? — Теперь был удивлен Трофимов.
— Вы так подробно, ярко рассказывали нам в Кэжэне о Ленине! Вот я и предполагал…
— Нет, я всего лишь усердный читатель книг товарища Ленина. А впервые в жизни я увижу Владимира Ильича на открытии Восьмого съезда партии и жду этого дня с необыкновенным волнением, — с задушевной отрадой признался Трофимов.
И на съезде, и после съезда, возвращаясь на фронт, Николай Константинович думал о Ленине, о неимоверной ответственности перед народом и перед историей Коммунистической партии и самого Владимира Ильича. В поезде он как бы воочию видел энергичный взмах ленинской руки, рассекающей и воздух перед трибуной, и дальние просторы страны, слушал быстрый, словно захлебывающийся от нетерпения, а внутренне полный непоколебимой уверенности голос вождя. Ленин смел напрочь все сомнения Трофимова и укрепил его надежды и чаяния. Ленин помог Трофимову видеть дальше, и размышлять проницательнее, и чувствовать сильнее. Николай Константинович всегда верил в победу революции, — после съезда он знал, что победа неотвратима, и этим знанием он был обязан Ленину.
«Товарищ Ленин беспощадно критиковал Бухарина за то, что тот отрицает право народов Востока, в том числе и башкирского народа, самим решать свою национальную судьбу. Для нас, заволжских коммунистов, эти слова — и мудрое наставление, и порицание: некоторые руководители Оренбургского губкома партии не признавали этой истины и в итоге совершили непростительные, прямо роковые ошибки. Теперь этому самоуправству положен конец…» — размышлял он.
Трофимов еще и еще перечитывал речь Ленина, каждый раз останавливаясь на воспоминаниях Владимира Ильича о вручении представителю финской буржуазии Свинхувуду грамоты о даровании Финляндии государственной независимости: «…Он мне любезно жал руку… Как это было нехорошо! Но это нужно было сделать, потому что тогда эта буржуазия обманывала народ, обманывала трудящиеся массы тем, что москали, шовинисты, великороссы хотят задушить финнов…»
Трижды отчеркнутую синим карандашом часть заключительного слова Ленина на съезде Трофимов запомнил наизусть, каждое слово ложилось в душу как завет: «…Башкиры имеют недоверие к великороссам, потому что великороссы более культурны и использовали свою культурность, чтобы башкир грабить. Поэтому в этих глухих местах имя великоросса для башкир значит „угнетатель“, „мошенник“. Надо с этим считаться, надо с этим бороться. Но ведь это — длительная вещь. Ведь этого никаким декретом не устранишь. В этом деле мы должны быть очень осторожны…»
Теперь Трофимов мог действовать увереннее, целеустремленнее, чем раньше, и работа, политически ответственная, душевно невероятно трудная, не заставила себя ждать: едва вернулся на фронт, как был вызван в штаб Первой армии, и член Реввоенсовета Калкин сказал, что его, Николая Константиновича Трофимова, назначили комиссаром Пензенской дивизии. С горечью Калкин рассказывал, что в этой дивизии, славной своими боевыми победами, командиры всех степеней пренебрежительно относятся к башкирам-красноармейцам, высмеивают национальные обычаи, обижают жителей башкирских и татарских деревень.
— Вы хорошо знаете башкирский народ, вы, коммунист-ленинец, с уважением относитесь к башкирам! Именно такой представитель партии и нужен нам в дивизии. Коротко: башкирское войско — неотъемлемая часть Красной Армии, и в башкирских джигитах следует воспитать чувство достоинства красного воина, защитника угнетенных и обиженных. Реввоенсовет верит, что с этим партийным поручением справитесь.
— Спасибо за доверие! — от чистого сердца сказал Трофимов. — Но скажите — отдельные башкирские полки останутся?
— Временно они будут в составе дивизии и, конечно, во всем обязаны подчиняться командованию дивизии. Важно, чтобы возникло и окрепло взаимное доверие командиров и подчиненных!
— А что будет с теми, кто разоружал башкирские полки, грабил башкирские и татарские деревни?
— Проводите расследование и передавайте материал в военный трибунал. Реввоенсовет армии обещает вам, что преступники понесут строгое наказание.
Трофимов поднялся, но Калкин остановил его:
— Минутку… Переход некоторых башкирских отрядов к белым не должен послужить поводом всеобщего недоверия к башкирам, особенно к младшим командирам и красноармейцам. Конечно, присматриваться к людям необходимо, но с умом… В бригаде Зеленкова политическая работа с личным составом совсем развалена, туда и поезжайте незамедлительно.