— Вы опоздали, господин Ахмедин. Его превосходительство…
— Генерал-эфенде…
— Его превосходительство примет вас утром. Переночуйте в казарме.
— Генерал-эфенде Элдарин лично пригласил меня в гости. Очень захотелось ему со мною встретиться!
— Его превосходительство…
— Не может принять — и не надо! Кланяться не буду! И ночевать в вашем осином гнезде не собираюсь. Прощайте, адъютант-эфенде.
Звеня шпорами, он вышел мерными шагами на крыльцо, гикнул телохранителям, прыгнул в седло, сжал коленями бока захрапевшего, помчавшегося карьером жеребца.
У реки Большой Иньяр он приказал джигитам остановиться.
— Устроим здесь привал, пусть лошади пасутся на лугу, а луна взойдет — поедем домой, но уже другой дорогой, чтобы беляки не настигли.
— Командир-эфенде, они уже скачут! — крикнул кто-то из всадников.
И верно, сухая, прокаленная солнцем дорога загудела от стука и топота копыт. Кулсубай приказал джигитам изготовиться к стрельбе, но все обошлось сравнительно мирно — прискакал адъютант с тремя вестовыми, сказал без почитания:
— Агай, заворачивай обратно, их превосходительство ждут!
— Если я срочно понадобился, то пусть генерал-эфенде сюда и приедет! — отрезал Кулсубай.
— Их превосходительство… Да что вы, господин Ахмедин, важничаете? Не помогаете белому движению, а лишь вредите! Не большевик ли вы? Не цените снисхождения их превосходительства!
— Да, я большевик! — вырвалось у Кулсубая. — А ты кто? Холуй Колчака и Дутова! На крови башкирского народа хочешь выслужиться и получить генеральские погоны и лампасы от Колчака!.. — Привстав на стременах, он душевно обратился к солдатам: — Джигиты, стыдно вам прислуживать белым генералам и нашим толстопузым баям! Расходитесь по аулам или идите ко мне в отряд! Не пропадете бесславно!..
— К тебе пойдем, отец! — в один голос, будто заранее сговорившись, выкликнули солдаты и тотчас смешались с телохранителями Кулсубая, срывая с плеч погоны, швыряя их в реку.
Адъютант выхватил из кобуры наган, но одумался, увидев нацеленные на него винтовки, с проклятиями повернул коня, помчался в деревню, нахлестывая плетью лошадь.
…А Кулсубай немедленно же начал с джигитами партизанскую борьбу против белых и их пособников. Нагнал он страху баям, муллам, попам, купцам, — в Омск полетели мольбы о спасении, жалобы на бездействие и трусость белых охранных отрядов. Командир колчаковского корпуса генерал Савельев растерялся: гоняться за неуловимыми всадниками Колсубая бессмысленно: сам того и гляди угодишь в засаду в темном лесу или в горном ущелье… Генерал решил перехитрить Кулсубая, послал к нему с белым флагом парламентера, пригласил к переговорам по прямому телеграфному проводу.
Кулсубай согласился приехать на ближайшую железнодорожную станцию.
В установленный час из стрекочущего, словно сверчки за печью, телеграфного аппарата поползла узкая лента с головоломной вязью точек и черточек тире.
— Генерал Савельев.
— Командир-эфенде Кулсубай. Здравия желаю, ваше превосходительство.
На генерала, бесспорно, такая уставная обходительность произвела самое радужное впечатление, он похвалил доблесть боевого офицера Ахмедина, сообщил, что ходатайствует о присвоении ему звания полковника.
— Рад стараться, ваше превосходительство.
— Вы умный и опытный офицер, господин Ахмедин. Верю, что не измените святому белому знамени. Из-за грубости некоторых штабных офицеров произошли досадные недоразумения. Надеюсь, что вы не станете придавать этому случаю важное значение. Нам нужно встретиться и поговорить. Прошу явиться ко мне в штаб.
— Слушаюсь, ваше превосходительство.
— Вот и отлично. Не сомневался, что мы сговоримся. До встречи.
Хитрый как лис, Кулсубай умаслил самолюбивого генерала и, вернувшись в отряд, велел трубить тревогу. Внезапным налетом он смял, вдавил в землю полевую заставу белых и полностью перебил офицеров штаба — генерал Савельев бежал на коне с ординарцем в неизвестном направлении.
Кулсубаевцы изрядно похозяйничали в тылу Колчака: распускали со сборных пунктов мобилизованных в белую армию парней, увозили с собою с военных складов боеприпасы и продукты, винтовки и лекарства.
Приведя отряд обратно в деревню Алкыш, Кулсубай дал своим джигитам дневку на отдых и веселое, с самогоном и песнями, времяпрепровождение и сам всласть попарился в бане, полакомился чаем, а затем вызвал начальника штаба.
Начальник, есаул, служивший и царю-батюшке, и атаману Дутову, а теперь командиру-эфенде, худощавый, со светло-карими глазами, тотчас явился, щелкнул каблуками — шпоры нежно зазвенели — и вынул из нагрудного кармашка бумагу.