— Ты в ЧК или в канткоме партии работаешь?
Загит неопределенно повел плечами.
— Сижу в ЧК, но врио — временно исполняющим обязанности. Власти много, но не могу вот добраться до хлебного склада, выяснить, сколько в кантоне запасов зерна и муки… А в канткоме замещаю захворавшего тифом заведующего отделом. Тоже временно…
Трофимов красноречиво хмыкнул.
— А вы к нам надолго, Николай Константинович?
— С радостью бы остался навсегда в родных краях, но похоже, что засиживаться не разрешат — переведут в Стерлитамак или Уфу. С партийными кадрами всюду трудно. Конечно, мне с моими хворостями лучше всего бы год-другой поработать здесь председателем канткома партии. Но… сам понимаешь!
— Жаль с вами расставаться, но, конечно, нам было бы во всех отношениях выгодно, если бы вы работали в ревкоме или губкоме партии.
— А кто вертел делами в кантоне? — помолчав, заинтересовался Трофимов.
— Нигматулла, кто же еще!.. У него здесь всюду свои люди.
Без стука, развязной походкой вошел грузный военный в шлеме с красной звездой, в валенках; лицо его заплыло, — как видно, завалился спать после обильного ужина с самогоном и теперь был недоволен тем, что его поднял с постели вестовой.
— Вызывали меня, товарищи?
— Здравствуйте, товарищ комиссар! — подчеркнуто вежливо произнес Трофимов. — Пожалуйста, садитесь поближе.
Но военком сел на диване, а не в кресле около письменного стола и рот прикрывал ладонью, чтобы не дышать перегаром на Трофимова и Загита.
— Товарищ комиссар, скажите, в какой стране мы с вами живем? — спросил Трофимов.
— Как это в какой?.. На своем Урале! В Башкортостане, — растерявшись от изумления, протянул военком.
— А какая же в Башкортостане власть?
— Эта самая, наша, советская.
— А если советская, то как вы посмели насаждать палочную дисциплину, какой не было даже при царе? В аулах расклеен ваш приказ о мобилизации в Красную Армию. Это ведь ваш приказ? — Трофимов показал военкому привезенную Загитом из аула бумагу. — Угрожаете тем, кто уклонился впервые от мобилизации, пятнадцатью ударами плетью, а вторично — двадцатью пятью. Запугиваете народ! Учреждаете телесные наказания!
Комиссар перешел в наступление:
— У меня, товарищ, свое начальство! Не смеете разговаривать со мной как с арестантом!..
— Разговариваю с вами как положено, — строго прервал его Трофимов.
— А ты чего секретничаешь от канткома партии? — в свою очередь напустился на него Загит.
— Ты же чекист! — издевательски сказал военком. — Следовательно, тебе известны все тайны. Если я что и спрячу, то ты узнаешь! Да я и скрывать не намерен, что пришла телеграмма товарища Валидова.
— Вот мы приказ Валидова о телесных наказаниях отменяем! — отчеканил Трофимов.
— Не имеет права кантком партии отменять распоряжение Башревкома! — напористо защищался военком.
— А Башревком имеет право так преступно нарушать советские законы?
— Имеет или не имеет, это касается стерлитамакских властей, а я солдат и беспрекословно выполню приказ Башревкома и лично Валидова.
И комиссар, весьма довольный своей неприступностью, величественно удалился.
— Ишь индюк! — улыбнулся Трофимов. — Неужели он не подчинится нам?
— Ясное дело, не подчинится, если у него покровители и защитники в Башревкоме, — унылым тоном сказал Загит.
— А дело-то политически ответственное!.. Если начнут пороть плетьми призывников, то парни дезертируют, уйдут в горы, а народ перестанет верить советской власти. Видимо, Валидов и хотел этим провокационным приказом сорвать мобилизацию в Красную Армию, — медленно, раздумывая, советуясь с Загитом, сказал Трофимов. — Надо поговорить по прямому проводу с Башревкомом.
— Не поможет.
— Попытка не пытка… Пусть узнает Юмагулов о приказе Валидова. Ведь этот приказ провоцирует контрреволюционное восстание!
— А кто такой Юмагулов?
— Председатель Бюро коммунистов Башкирской республики.
Загит обрадовался:
— Если он коммунист, то обязательно поможет!..
Трофимов промолчал, — пожалуй, он сомневался в коммунистических убеждениях председателя Бюро.
Друзья надели шинели и пошли на почту. Пока телеграфист вызывал Стерлитамак, Загит курил, а Николай Константинович писал что-то в полевой книжке командира. Наконец аппарат прострекотал, выбросив извивающуюся ленту: «Юмагулов».