В самой дальней и грязной комнате опустевшего здания ревкома, заваленной разными бумагами, тряпьем, мусором, сидели один на один Сафуан и начальник милиции, о чем-то шептались. При виде сердитого Загита Сафуан злорадно улыбнулся.
— Садись, надо поговорить… Тобою недовольны и в кантоне, и в Стерле! Ты почему отделяешься от своих? Ты — башкир! Со всеми потрохами башкир! По-джигитски ли это — ходить на поводу у Трофимова и вредить своему башкирскому народу?
— Какой же ущерб я нанес своей нации?
— Ха, он спрашивает!.. А работа в ЧК? А постоянная помощь большевикам? Измена!
— Мой классовый долг — бороться против врагов революции! — с достоинством сказал Загит. — Воевал против врагов, за счастье башкирского народа! И сейчас воюю!
— Ты угождаешь Трофимову и продаешь свою нацию.
— Трофимов — честнейший коммунист и добрый друг башкирского народа! Николай Константинович самоотверженно выполняет указания товарища Ленина.
— Хватит! — Сафуан выкатил побагровевшие от злобы глаза. — Теперь пеняй на себя! Мы с открытой душою предлагаем тебе сотрудничество. В последний раз!.. Решай!
— Иначе говоря, я должен плясать под звуки вашего курая, так?
— Правильно, приятель! — возликовал Сафуан. — Правительству независимой Башкирии очень нужны такие храбрые джигиты, как ты. Если принесешь клятву на верность, простим тебе все грехи. Сделаем тебя, приятель, большим турэ республики, не кантона!
— Башкирскому народу я верен, а вам давать какие-то особые клятвы отказываюсь, — без промедления сказал Загит.
— Слышал? — повернулся Сафуан к начальнику милиции.
Тот повел усами вправо-влево:
— Понятно!
Загит встал, пряменький, стройный, как тополек.
— Мне можно уйти?
— Разумеется! Проводи товарища чекиста, — кивнул Сафуан начальнику милиции.
В коридоре на Загита напали милиционеры, отобрали револьвер, скрутили и связали пеньковой веревкой руки.
— В казенный дом! — скомандовал начальник.
Казенным домом, догадался без труда Загит, была тюрьма на краю поселка… Ночь еще не наступила, но в окнах домов уже не мерцали отблески горящей лучины, и было ясно, что жители от страха прикинулись спящими. Конвоиры повели Загита вдоль запруды. Он поднял голову к беззвездному, серому, как дым, небу и попросил прощения у Назифы, которую так скупо баловал нежностью. Бедняжка! Всю ночь она будет метаться в темном доме, ошеломленная исчезновением Загита, а на рассвете побежит в поселок, и ей там скажут, что муж арестован. Арестован? Неизвестно, доживет ли Загит до утра. Сафуан кровно заинтересован в том, чтобы Загит пропал безвозвратно.
— Джигиты, пустите на минутку забежать в ЧК, — заикнулся Загит.
— Чего тебе там надо? — грубо спросил конвоир.
— Захвачу кисет с махоркой.
— Там никого уж нету, все арестованы, — хладнокровно сообщил конвоир. — В нашу тюрьму из соседних кантонов нынче привезли арестантов.
«Что же это — истребление коммунистов по всей республике? Значит, Николай Константинович не уцелеет!..»
— Перед смертью досыта не накуришься, — мудро заметил кто-то из конвоиров.
Загит не собирался умирать безропотно.
— Парни, вы все-таки соображайте, что здесь происходит, — укоризненно сказал он. — Коммунисты, не байские прихвостни вроде Сафуана, дали землю беднякам. Я воевал в Красной Армии за счастье башкирского народа, а Сафуан пьянствовал в тылу, в Оренбурге!..
— Начальство велит — мы и выполняем приказ! А военком Индрисов лютый зверь! — после тягостного молчания проворчал конвоир.
Окна грязно-красного тюремного дома были забиты досками. Высокая кирпичная стена по гребню была обложена колючей проволокой. Узкая дорога к железным воротам, вероятно, не расчищалась от снега, но плотно была притоптана многочисленными узниками и стражниками.
Загита ввели в одноэтажный флигель внутри тюремного двора. Там его встретил, не скрывая торжества, начальник тюрьмы Якупов. Он пальцами обеих рук крутил кончики напомаженных усов, расплывшись в блаженной улыбке.
— Крупная щука попалась на крючок!..
«Когда тебя успели сюда вернуть, изверг? При царе был начальником тюрьмы, измывался над политическими! При Керенском, при белых был тюремщиком, истязал большевиков и сочувствующих им. Советская власть тебя вышвырнула, а ты, глянь, опять здесь!..»
— В карцер, в карцер! — рявкнул Якупов, притопнув сапогом.
— Так что карцеры все заняты, ваше благородие! — отрапортовал смотритель.