Он рванул вверх по расшатанным ступеням в засценическое пространство. После включения спринклеры практически сразу начнут разбрызгивать жидкость. На замещение воды в системе кислотой потребуется пять, самое большее десять секунд; и хотя медные трубы в конечном итоге растворятся, как прутья решетки в той тюремной камере, они продержатся достаточно долго, чтобы залить весь театр убийственным дождем.
Выскочив из подвала за задник сцены, Грейсон услышал, как публика издала коллективное «ах!», словно единый голос. Он последовал на звук. Ему надо выйти на сцену, вот что ему надо сделать. Выбежит туда и расскажет всем, что скоро они умрут под кислотным дождем. Кислота растворит их тела полностью и без остатка, так что оживлять будет нечего. Все они: актеры, зрители и серпы — расстанутся с жизнью навсегда, если не поторопятся и не уберутся отсюда немедленно!
За спиной, на лестнице, послышался топот: Пурити и ее подручные, уже подсоединившие контейнеры с кислотой и насос к спринклерной системе, бросились за ним в погоню. Нельзя позволить им себя поймать!
Вот и кулисы с правой стороны. Грейсон бросил взгляд на сцену и увидел серпа Анастасию. Какого черта она делает на сцене?! И тут Анастасия вонзила в одного из актеров кинжал. Теперь Грейсону стало ясно, что, собственно, она делает на сцене.
И тут перед Грейсоном кто-то вырос, заслоняя обзор. Высокий тонкий человек в смокинге и с кроваво-алым галстуком. Что-то в его лице было смутно знакомое, но Грейсон никак не мог вспомнить, где видел его.
В руке человека появилось нечто похожее на огромный швейцарский нож с зазубренным лезвием — и Грейсон вспомнил. Он не узнал серпа Константина без его алой мантии.
Похоже, и серп не узнал его.
— Выслушайте меня! — горячо взмолился Грейсон, не отрывая глаз от жуткого лезвия. — Где-то здесь в театре кто-то сейчас устроит пожар — но это не главная проблема. Главное — это спринклеры! Если они включатся, весь театр утонет в кислоте! Ее хватит, чтобы прикончить всех! Надо немедленно освободить помещение!
И тут Константин улыбнулся. Предотвращать катастрофу он не спешил.
— Грейсон Толливер! — произнес он, наконец узнав собеседника. — Я должен был догадаться.
Звук настоящего имени, уже полузабытого, выбил Грейсона из колеи. На краткий миг он перестал соображать. Ну же, сейчас не время для ошибок!
— Ух, с каким наслаждением я тебя сейчас выполю! — воскликнул Константин, и Грейсон моментально понял, что, кажется, совершил тяжелейший просчет. Во главе заговора против Анастасии и Кюри стоял серп. Что-что, а это он знал точно. Так может, серп Константин, человек, который вел следствие по его делу, и есть этот тайный кукловод?
Константин бросился к нему. Сейчас его кинжал оборвет жизнь и Грейсона Толливера, и Рубца Мостига…
… И тут весь мир перевернулся и полетел вверх тормашками, да так стремительно, что у Грейсона голова пошла кругом. На сцене возникла Пурити с устрашающего вида обрезом в руках. Но прежде чем она успела выстрелить, Константин, сметя Грейсона с пути, молниеносно выскочил на сцену, вырвал из ее рук обрез, который выстрелил в воздух, а затем одним плавным движением перерезал Пурити горло и всадил клинок ей прямо в сердце.
— Нет!!!!! — взвыл Грейсон.
Она упала замертво, но без той драматической эффектности, которая сопровождала смерть Цезаря. Ни последнего слова, ни принятия, ни протеста. Просто вот только что она была жива, а в следующее мгновение умерла.
«Нет, не умерла, — вдруг осознал Грейсон. — Ее выпололи!»
Он подбежал к Пурити. Обхватил ее голову, попытался сказать ей что-то такое, что она могла бы унести с собой туда, куда уходят все, кого выпололи… Но было поздно.
На сцену хлынули люди. Замаскированные серпы? Гвардейцы? Грейсон не знал. Сейчас он превратился в зрителя, отстраненно наблюдающего за тем, как Константин отдает приказы.
— Не позволяйте им устроить пожар! — распорядился он. — Вода в спринклерах, возможно, вовсе не вода.
Значит, Константин послушался его! И он все же не заговорщик!
— Уберите отсюда людей! — завопил Константин. Но зрители в особом приглашении не нуждались — они уже лезли по головам друг друга, пытаясь пробиться к выходам.
Не дожидаясь, когда Константин вновь обратит на него внимание, Грейсон бережно опустил тело Пурити на пол и рванул с места. Он не позволит скорби и смятению одержать над ним верх. Не сейчас. Ведь он еще не исполнил свою миссию, — а теперь в его жизни не осталось ничего, кроме миссии. Угроза попасть под кислотный душ не исчезла; и хотя, театр, казалось, был наводнен серпами, ловившими заговорщиков, все их усилия будут напрасны, если заработают спринклеры.