Выбрать главу

— Ты, конечно, прав. Но пойми: как же я пошлю тебя без всякой гарантии?

— А разве мы гарантируем жизнь солдату, когда поднимаем его в атаку? В конце концов, если не можете — не посылайте меня приказом. Я полечу сам, добровольно. Вы только не препятствуйте.

Малиновский кашлянул, сел за стол и начал писать новое обращение к главнокомандующему Квантунской армией. Заканчивалось оно категорическим требованием:

«В последний раз требую обеспечить и подтвердить гарантию на перелет. В случае нарушения международных правил вся ответственность ляжет на вас лично.

Р. Я. Малиновский,
командующий Забайкальским фронтом,
Маршал Советского Союза».

Он поставил жирную точку, протянул бумагу Державину:

— Если и теперь не ответят, черт возьми, полетим без приглашения.

Для ускорения дела Державин и эту радиограмму сам отнес на узел связи.

И снова потянулись длинные часы ожидания.

День и ночь радисты передавали в эфир — то ключом, то в микрофон — обращение советского командования, но Ямада не отвечал ни единым словом.

Молчал Ямада.

II

Четвертые сутки лили дожди.

Вздулись реки и речушки, затопило обочины дорог, земля растекалась, будто кисель. А дождь все шел и шел — непрестанно, с ожесточением, будто разверзлись хляби небесные и на землю хлынуло все, что скопилось там за многие годы.

Волобой, когда был в горах, рвался на Маньчжурскую равнину, а вышел — сразу сник: чего здесь больше — ровной земли или воды? Не видно ни неба, ни горизонта. Размыло дороги, снесло мосты и переезды. В водоворотах кружили сорванные ветром птичьи гнезда, белели животы мертвых ящериц.

Танки еле ползли по размытым дорогам. За ними тащились забрызганные грязью бронетранспортеры, повозки и походные кухни. Сзади и по сторонам брели пехотинцы с намокшими скатками за плечами. И казалось, все это — и люди, и танки, и грузовики — двигалось не своим ходом, а плыло, подхваченное сбегавшим с гор водяным потоком.

В первый день преследования недобитого японского стрелкового полка Волобой без устали метался на своем виллисе вдоль танковой колонны — осматривал бригаду, готовился к приему пленных. Но командир полка Токугава не спешил сдаваться — минировал дорогу, задерживал головную походную заставу сильными артиллерийскими засадами, а сам уходил все дальше на юго-восток.

Евтихий Волобой не знал и не мог знать, что происходит в стане противника, не ведал, о чем озабоченно толкуют в наших высших армейских штабах, но по поведению Токугавы чувствовал: происходит что-то неладное.

— Что за чертовщина? Почему он так долго не получает приказа о капитуляции? — размышлял комбриг и, не найдя ответа, невесело пошутил: — Дывлюсь я на небо тай думку гадаю...

Иногда у комбрига появлялось желание налететь на упрямого Токугаву, уничтожить остатки его полка — проучить спесивого самурая. Но от такого намерения он себя удерживал. Прежде всего он не располагал горючим и боеприпасами для серьезного боя: горючее съели горы, а снаряды поизрасходовали в боях за Холунь. Да и не было необходимости затевать бой, если уже объявлено о капитуляции. Зачем губить людей?

Виллис Волобоя медленно тащился по размытой дороге. Дождь стекал по ветровому стеклу, «дворники» не успевали смахивать воду.

У затопленного переезда в кювет опрокинулся на бок штабной автобус. Волобой выскочил из машины узнать, что с Туманяном. Все обошлось благополучно. Автоматчики поставили автобус на колеса, прицепили его к тягачу. Выбираясь из вязкой котловины, командир бригады увидел чумазого, обляпанного грязью Иволгина.

— Вот так-то, дружище, добывается венец победы, — сказал Волобой. — Сколько труда требует... Идем, идем — и конца нет. Слышал, тряхнуло тебя под Холунью? — Комбриг хитровато прищурился.

— Было дело, да прошло.

— Ну, твое счастье. А еще слышал я, что ты не можешь найти своего командирского места в бою. Прикрывать взвод вздумал?

Иволгин молчал, сосредоточенно глядел себе под ноги. Комбриг тоже помолчал, потом заговорил снова:

— А не находишь ты командирского места оттого, что трудное это место. Я так думаю: наша профессия — самая тяжелая на земле. И признаться, тревожусь: для тебя ли она? Не уйдешь ли?

— Куда мне идти?

— Может, в артисты махнешь после войны. Голос у тебя звонкий! Будешь на сцене тянуть арию про сердце красавицы. Ты хоть старых знакомых не забывай — контрамарками обеспечивай.